Империя. Исправляя чистовик - Владимир Марков-Бабкин

И ведь, главное, чувствую я, что напортачил. Много где. И есть по поводу чего потребовать «Объяснись». Неоднократно. Но как угадать, по поводу чего, дабы лишнего не «объяснить».

Интересно, Аликс могла бы Николаю прислать такую изящную и утонченно потенциально опасную шифрограмму? Или устроила бы истерику на пять листов? Впрочем, какая мне, в принципе, разница.

Я распахнул настежь окно. Поздний вечер. Рим-Рим. Вечный город. Люблю я дочь твою. Всем сердцем люблю. И за душу, и за отношение, и за любовь страстную, и за ум острый. Но иной раз…

Стук в дверь. И при луне нет мне покоя.

– Да!

Нарисовался мой личный камердинер и начальник личной же тайной разведки барон Елизаров.

– Евстафий?

– Государь, в приемной светлейший князь Михаил Романов-Мостовский. Дозволите ему войти?

Нормальный поворот. Что это он ко мне на ночь глядя? Тем более без Георгия? Они же не разлей вода!

– Проси.

Через минуту пред ясны мои очи является юный дед. При полном дворцовом параде. Склоняет голову.

– Государь.

Вот Георгий бы просто сказал: «Привет, пап» – и чмокнул бы в щеку, затем плюхнулся на диван, но этот – нет, упорно не хочет именовать меня отцом. Паршивец эдакий! В кого, интересно, я пошел такой упрямый? Но зачем-то же пришел, тем более один. Тем более в форме. На ночь глядя!

– Не спится?

– Никак нет, государь.

Встаю ему навстречу и делаю приглашающий жест на диван.

– Что ж, присаживайся, рассказывай.

Мишка сел на краешек дивана и, слегка тушуясь, спросил:

– Государь, дозволено ли мне будет написать одно письмо? И не вызовет ли это какого-нибудь международного скандала? И вообще, будет ли это уместным, ведь… – Мой юный дед запнулся, явно подбирая слова.

Интересное начало.

– Кому письмо?

– Принцессе Джованне Савойской…

Он вдруг покраснел, а уши просто запылали.

О-о-, пропал боец…

– Хм, а что в письме?

Мишка совсем уж стал пунцовым.

– Ну, просто… Глупости всякие… Я потом могу показать, если надо.

Отрезаю:

– Я, Михаил, чужую личную переписку не читаю. – Ну, разве что в виде докладов разведок, ОКЖ, Департамента полиции, всяких служб безопасности и бумаг Евстафия. Но это другой случай. – Тем более не читаю личные письма своих детей. Если захочешь посоветоваться, то приходи, я всегда тебе рад.

Миша кивнул. Помолчав, тихо спросил:

– А мы долго еще будем в Риме?

Пожимаю плечами.

– Это зависит от обстоятельств. Может, еще день-два.

Сколько отчаяния было в его глазах! Потом он вновь посмурнел и спросил неуверенно:

– Государь, а как мне лучше с ней увидеться?

Улыбаюсь ободряюще:

– Соскучился?

Мальчик кивнул.

– Ты же весь бал протанцевал с Джованной. Не наговорились?

Тот шмыгнул носом и вздохнул:

– Бал так быстро закончился…

– Хорошо, если хочешь, я переговорю с ее царственным отцом о возможности твоего визита в Квиринальский дворец. Но если хочешь моего совета, то пригласи барышню в кафе.

Мишка озадаченно смотрит на меня, пытаясь понять, шучу ли я.

– Принцессу?! В простое кафе??

Улыбаюсь.

– О, это не простое кафе! Это чайная «Sala da tè Babington’s» на углу Piazza di Spagna, «Испанской лестницы». Там есть чайный зал и литературный клуб. Более тридцати разновидностей чая и вкусные пирожные. Место очень популярное. Бывает и множество знаменитостей, аристократия, в том числе представители Савойского дома. Поскольку принцесса Иоланда Савойская любила бывать там, то я не вижу причин, почему бы это место не было известно принцессе Джованне Савойской, а тем более, чтобы как-то унижало бы ее достоинство.

Услышав про достоинство, мальчик вновь сник.

– О чем загрустил?

– Дело в том, что… Куда мне с ней равняться, ведь она настоящая принцесса, а я всего лишь князь… Посмотрит ли она на меня? Захочет ли встретиться?

Ободряюще жму ему плечо и начинаю загибать пальцы, перечисляя свои аргументы:

– Во-первых, ты не просто князь, а светлейший князь с титулованием «ваше светлейшее высочество». И она тоже «высочество». Во-вторых, ты – сын императора, а она – дочь императора. Тут вы практически ровня. А то, что ты не можешь наследовать трон, так и она не может. Так что паритет. И вообще, выбрось из головы все эти условности и благоглупости. Тебе нравится барышня, а ты тут жмешься и куксишься. Если бы принцессе не понравился, то она бы не танцевала с тобой весь вечер.

Тот с сомнением пожал плечами.

– Это так, но я был именинником, был в центре внимания, а ей нравится быть в центре внимания общества. Она сама так сказала. К тому же тут мог быть политический расчет. Ведь об этом напишут все газеты, а популярность в Италии ее старшей сестры очень высока. Если моя государыня очень умна, царица Болгарии очень умна, то почему бы и Джованне не быть такой же?

Откуда вы все такие умные на мою голову беретесь? Ведь мальчик тоже не дурак и, несмотря на любовную лихорадку, мыслит и рассуждает очень логично.

Качаю головой.

– Если это так, то она обязательно с тобой встретится, поскольку все твои аргументы действуют и в чайной, ведь там будет много известных людей из высшего общества, и вас обязательно заметят. Да и пресса там крутится постоянно. В общем, не терзайся сомнениями, лови удачу за хвост и будь уверенным в себе. Если что, я всегда помогу советом или действием. В конце концов, написав письмо, ты лишь узнаешь ответ, а не будешь страдать и томиться неизвестностью. Иди спать, утро вечера мудренее. Утром напишешь письмо, и я отправлю с ним фельдъегеря в Квиринальский дворец. Ступай.

Мальчик встал, склонил голову, обозначив поклон, и уже подходя к далекой двери, вдруг обернулся:

– А как к этому отнесется моя государыня? Ведь это же ее родная сестра…

Да, это был вопрос вопросов. Устами младенца, как говорится…

Ободряюще улыбаюсь.

– Всё будет нормально. Ступай. Доброй ночи, сын.

Дверь за дедом закрылась, а я, вернувшись к распахнутому окну, задумчиво смотрел на ночной город.

Что ж, это приключение добавит Мишке жизненного опыта при любом раскладе. Пока это все так – первая влюбленность. Часто люди, повзрослев, не могут вспомнить ни имени ее, ни даже лица. С принцессой, понятно, так не получится, но не суть.

Грустно усмехаюсь сам себе. Сегодня я сыну рассказывал, что и как с женщинами, а сам же два года назад был не менее перепуганным и нерешительным.