Кто твой враг - Мордекай Рихлер

Салли залилась сердитым румянцем.

— Ты изменился, — сказала она. — Говоришь ну прямо как священник.

Но огорчиться она не огорчилась. Салли не хотела, чтобы Эрнст убежал, не хотела, чтобы он доставил им такую радость. Норман, думала она, Норман, подсказывало ей сердце, понял бы, что это трагическая случайность. И все образовалось бы. Так уже бывало: ты думала, что никогда не научишься делить столбиком или ездить на велосипеде, не верила, что попадешь в Европу, но вот попала же, думала, что на этот раз уж точно забеременела, а оказывалось, это всего-навсего задержка. В конце концов, все образуется. И Норман, когда разберется, все поймет. Это будет непросто. Но когда Норман узнает, что Эрнст, хоть у него и была возможность, не удрал, он проникнется к нему уважением. Норман, он такой.

— Ты, ты тоже изменилась, — сказал Эрнст. — Когда-то тебя потрясло, что я убивал. А теперь ты упрашиваешь меня удрать, чтобы избежать кары.

— Заткнись. Пожалуйста, заткнись.

— То, что я убил Ники, тебя больше не… Теперь это просто помеха, не более того. Но я, — он повысил голос, — я — отребье из гитлерюгенда. Ах вы, прекрасные, высоконравственные люди. Неужели вот этого-то мне и недоставало?

XI

Едва они приехали к Вивиан, Нормана начала бить дрожь.

— Хочешь выпить? — спросила она.

— Я хотел бы лечь.

Она помогла ему раздеться.

— У меня начинается озноб, — сказал он.

Вивиан рывком скинула туфли, стянула через голову платье.

— Прошу вас, — голос у него сел, — помогите мне.

Она прыгнула в постель, притянула его к себе.

— Какой ужас, — сказал он. — Бог мой, какой ужас.

Его пальцы впились ей в спину. Она поморщилась от боли.

— Меня пробирает озноб.

— Ради бога, — сказала она. — Ради бога.

— Я сейчас заплачу.

— Плачьте, — крикнула она, — валяйте.

Его рука машинально потянулась к ее плосковатой груди, Вивиан окаменела. Пожалуйста, не будь грубым, подумала она, ну, пожалуйста.

— Ваше колено, — сказала она.

— Что?

— Колено. Мне больно.

Он отодвинул колено.

— Господи, — сказал он.

Тут его так затрясло, что она еще сильнее прижала его к себе.

— Плачьте, — сказала она. — Валяйте.

Он заплакал. Безудержные рыдания клокотали, раздирали его грудь, он задыхался, дергался, у него тряслись руки, но в конце концов он обмяк, его прошиб пот, голова тяжело придавила ей грудь. Она шептала какие-то утешительные слова, и вскоре он заснул. Во сне он что-то бормотал, но она не разбирала слов. Чуть спустя, бережно переложив голову Нормана на подушку, она выбралась из-под него. Комбинация на ней насквозь промокла, измялась. Можно подумать, мы дрались, подумала она.

Кейт ждала ее в гостиной.

— Отыскала его? — спросила она.

— Кейт. — Вивиан говорила с трудом. — Кейт.

Кейт ласково улыбнулась. Полгода назад, обнаружив, что ее родственница снимает комнату с кухонькой в Эрлз-Корте, в доме, где живет одно старичье, Кейт настояла, чтобы Вивиан переехала к ней. Вивиан тогда работала в историческом обществе. Все ее знакомые были из тех, что водят на променадные концерты, а если заболеть, дарят книги в бумажной обложке. Кейт с ходу взяла над Вивиан шефство. Пристроила на работу в журнал мод, помогла толково составить гардероб. Сперва они ладили как нельзя лучше. Но с течением времени — неизбежно — начали действовать друг другу на нервы. Мужчин, навещавших Кейт, стесняло присутствие явно лишней, к тому же неприветливой, острой на язык девицы. Вивиан, со своей стороны, зло насмехалась над приятелями Кейт, чей умственный багаж был весьма небогат. Кейт надеялась, что нынешняя оказия снова сблизит их. Она достала из шкафа одеяло, укрыла Вивиан.

— Сегодня я переночую у Нэнси, — сказала она. И записала телефон. — Лапочка, обещай только одно. Если я тебе понадоблюсь, тут же позвони. Можешь звонить в любое время. Обещаешь?

— Спасибо. — Вивиан была полна благодарности.

— А сейчас я поднимусь наверх и предупрежу Полли, чтобы она не ходила сюда, не любопытствовала. — Кейт остановилась посреди комнаты. И, как всегда, Вивиан залюбовалась сестрой. — Знаешь, а ведь он может быть женат.

— Знаю.

Уже на выходе Кейт снова остановилась.

— Если хочешь, возьми мою… Я что хочу сказать; глупо было бы залететь, разве нет?

Вивиан вспыхнула.

— Она в кухне, — сообщила Кейт, — во втором ящике, под…

— У меня есть своя.

— А ты знаешь, как с ней…

— Разумеется, — отрезала Вивиан.

Она выкурила еще одну сигарету, после чего, вся во власти сомнений, отправилась на кухню в надежде, что Кейт что-нибудь перепутала и во втором ящике ничего нет. Но нет, она была на месте — завернутая в полотенце, вкупе с тюбиком и шприцем. Вивиан унесла все в ванную, поместила у себя за спиной — вдруг она да и решится… Затем, прикидываясь, будто не знает, к чему бы это, — помыла подмышки, подушила за ушами, расчесала короткие черные волосы. Накрасила губы, как учила Кейт, так, чтобы увеличить рот. Снова причесалась. После чего, обнаружив, что есть еще чем себя занять, обрадовалась. Выдавила угорь на носу. Почистила зубы. Обернулась: диафрагма — куда ей деться — лежала все там же. Вивиан дважды прочла инструкцию и не поняла ни слова. Почему бы и нет, подумала она, сделала глубокий вдох — мало ли что.

Прежде чем Норман зашевелился, Вивиан — зажавшись, в разброде чувств — какое-то время пролежала рядом с ним на узкой кровати. Он обнял ее, скорее всего, бессознательно, почти инстинктивно, но постепенно ласки его стали нежнее — он ее узнал. Вивиан обняла его со страстью, накопившейся за долгие годы, по правде говоря, с той самой итальянской поездки, и тут, только тут, поняла, что он заснул непробудным сном. Она откинулась на подушку, под одеялом их руки-ноги переплелись: ждала — сначала, когда сгустится темнота, затем, когда рассветет, — ни минуты, не закрывая увлажнившихся глаз.

Норман храпел.

Когда Норман ворвался в кухню, она готовила завтрак.

— Вивиан, я вспомнил. Я могу назвать свой адрес, имя, все-все. Я вспомнил. Я — Норман, — кричал он во все горло. — Норман Прайс. Меня зовут Норман Прайс. Что вы на это скажете? — Он обнял ее, закружил. — Меня зовут Норман Прайс. Ей-ей.

За завтраком они были весело возбуждены, но к тому времени, когда они умылись, оделись и сели по обе стороны журнального столика, в обоих произошла перемена. Норман саркастически поглядывал на лежащую на столике литературу. Старые выпуски «Вога» и «Спектейтора», последний роман мистера Болчина, купленный в «Бутс», альбом карикутур Рональда Сиэрла[139].