Вилла "Аркадия" - Джоджо Мойес

– Ладно. Вам нужны ключи. Джонс, или как там он себя называет, сможет сюда выбраться только в середине недели, поэтому он попросил меня помочь вам устроиться. Я оставила для вас старую кроватку моей внучки – она хоть и с трещинами, но все еще крепкая. В доме найдется кое-что из мебели и посуда на кухне. Я также оставляю немного постельного белья и полотенца, потому что он не сказал, сколько у вас будет вещей. На кухне коробка с продуктами. Я подумала, что, скорее всего, вы приедете налегке. – Она обернулась. – Чуть позже мой муж подвезет микроволновку, поскольку мы так и не сумели починить плиту. Сможете подогревать бутылочки. Он будет здесь около половины седьмого.

Дейзи даже не знала, как отреагировать на такую быструю смену настроений – от осуждения до щедрости.

– Спасибо.

– Я буду наведываться. Постараюсь вам не мешать. Просто кое-что из вещей хочу забрать. Джонс сказал, что я могу не торопиться.

– Да. Э-э… Простите, я не уловила, как вас зовут.

– Это потому, что я не сказала. Миссис Бернард.

– А я Дейзи. Дейзи Парсонс.

– Знаю.

Дейзи прижала Элли к другому боку, а сама протянула руку, заметив, что пожилая женщина скользнула взглядом по ее безымянному пальцу.

– Будете здесь жить одна?

Дейзи тоже невольно посмотрела на свою руку:

– Да.

Миссис Бернард кивнула, словно этого и следовало ожидать.

– Пойду проверю, работает ли отопление, а потом оставлю вас. Ночью могут быть заморозки. – Подойдя к воротам сбоку дома, она обернулась и выкрикнула: – Тут некоторые уже поднимают шум насчет этого дома. Не успеете оглянуться, как они явятся и начнут вам указывать, что не так.

– Значит, буду ждать их с нетерпением, – робко пошутила Дейзи.

– Я бы на вашем месте не обращала на них внимания. Этот дом всегда был для них бельмом на глазу. Так что ваш приезд ничего не изменит.

* * *

Только устроив Элли на двуспальной кровати и обложив со всех сторон подушками, она дала волю слезам: одна, в полупустом доме, усталая, брошенная, с маленьким ребенком на руках, не имея возможности отказаться от непосильной работы, в которую впряглась, да еще и без помощника.

Поклевав разогретое в микроволновке блюдо, она закурила сигарету (прежняя привычка вернулась) и побродила по обветшалым комнатам, пахнувшим плесенью и пчелиным воском. Постепенно фантазии о глянцевых журналах и голых модернистских интерьерах вытеснились другими образами: она представила, как будет стоять с орущим ребенком на руках перед разъяренным хозяином и строптивыми рабочими, а тем временем снаружи злая толпа из местных будет требовать ее увольнения.

Что я наделала? – подумала она, впадая в уныние. Дом такой огромный, мне никогда не справиться. Да я на одну комнату потрачу целый месяц. Но о возвращении не могло быть и речи: квартиру в Примроуз-Хилл она освободила, оставшуюся мебель перевезли в гостевой дом сестры, полдюжины сообщений Даниелю, явно оставшихся без внимания, были записаны на автоответчик его матери. Расстроенная, та виновато объяснила, что тоже не знает, куда подевался ее сын. Если он не прослушает автоответчик, то не будет знать, где их найти. В том случае, конечно, если он вообще намерен их искать.

Она подумала об Элли, мирно сопящей и не подозревающей, что отец ее бросил. Как девочке жить дальше, зная, что родному отцу не хватило любви остаться с ней? Как можно было не полюбить такую крошку?

Она проплакала минут двадцать, но очень тихо, боясь потревожить ребенка даже в таком огромном доме. А потом наконец два успокоительных – усталость и далекий шум волн – заставили ее уснуть.

Когда Дейзи проснулась, на парадном крыльце стояла еще одна коробка. Там были две пинты цельного молока, подробная карта Мерхема и окружающей территории, а также несколько старых, но безупречно чистых детских игрушек.

* * *

Для ребенка, который обычно считал, что если его посадили на другой конец дивана, то этого достаточно, чтобы закатить рев, Элли привыкала к новому дому очень быстро. Она лежала на своем вязаном одеяльце и смотрела в большое окно, где по небу с громкими криками носились чайки. А если ее усаживали в подушках, следила, чем занимается мама, и искала своими маленькими ручками, что бы такое утянуть в рот. По ночам она часто спала по четыре-пять часов кряду – впервые за свою короткую жизнь.

То, что ребенок был доволен новым окружением, позволило Дейзи в первые несколько дней набросать целую серию новых эскизов, черпая вдохновение из сохранившихся рисунков на некоторых стенах и трудно различимых набросков, пролежавших нетронутыми несколько десятилетий. Она попробовала расспросить о них миссис Бернард, заинтересовавшись, кто их туда поместил, но пожилая женщина лишь сказала, что не знает, что они всегда там лежали и что, когда один друг ее дочери увидел их еще ребенком и разрисовал стены, она ему поддала как следует ручкой от швабры.

Миссис Бернард приходила каждый день. Дейзи по-прежнему не понимала почему: она явно не испытывала удовольствия от общения с Дейзи и в большинстве случаев пренебрежительно фыркала, услышав об очередной ее идее.

– Не знаю, зачем вы мне это говорите, – один раз бросила она, когда Дейзи явно расстроила ее реакция.

– Потому что это был ваш дом, – осторожно предположила Дейзи.

– А теперь он принадлежит другому. Нечего заглядывать в прошлое. Если знаете, что хотите с ним сделать, то просто действуйте. Вам не нужно мое одобрение.

Дейзи заподозрила, что миссис Бернард не хотела казаться такой недружелюбной, это получилось не намеренно.

Ее притягивала, скорее всего, малышка Элли. Каждый раз миссис Бернард приближалась к девочке робко, почти с опаской, словно ожидая услышать, что заниматься ребенком – не ее дело. Но потом, косясь на Дейзи, она брала Элли на руки, постепенно приобретая уверенность, и начинала носить ее по комнатам, показывая ей разные предметы, разговаривая с ней как с десятилетней и радуясь любой реакции малышки. А потом вдруг заявляла, даже с намеком на вызов: «Ей нравится смотреть на сосны» или «Ее любимый цвет – голубой». Дейзи не возражала: она была благодарна женщине за то, что та присматривает за ребенком, поскольку это давало ей возможность сосредоточиться на проекте. Она давно поняла, что пытаться отремонтировать это здание, когда на тебе висят заботы о пятимесячном младенце, почти невозможно.

Миссис Бернард практически ничего не рассказывала о своей причастности к истории дома, и, хотя Дейзи испытывала неугасающее любопытство, что-то в этой женщине не позволяло подступиться к ней с расспросами. Во время разговоров бывшая хозяйка немногословно поведала, что всегда владела этим домом, что ее муж никогда сюда не приходил и что причина, по которой в самой большой спальне до сих пор стояли кровать и комод, заключалась в том, что она ее использовала как убежище почти всю свою замужнюю жизнь. Больше о своей семье она не говорила. Дейзи тоже ничего не стала рассказывать. Они существовали в непрочном перемирии, Дейзи была благодарна миссис Бернард за ее интерес к Элли, хотя чувствовала скрытое неодобрение ее собственной ситуации и планов переделки дома. Она ощущала себя почти как будущая невестка, которая непонятно почему не совсем устраивала свекровь.