Последняя битва - Михаил Ахманов

Сколько можно сотворить добра! Сколько жизней спасти, скольким народам и племенам поведать милосердном Творце! Избавить мир от лемутов, вступить в союз с негуманоидными расами и доказать им, что человек умеет не только разрушать и убивать… Проложить новые пути по суше, морю и воздуху, выстроить новые города, исследовать материки — и, быть может, обнаружить загадочных созданий, подобных Солайтеру…

Пустые мечты, сказал себе Иеро. Мираж, иллюзия, так как власть от дьявола принесет лишь страдания и несчастья. Всякое дело Нечистый повернет ко злу, извратит добрый замысел, предаст и обманет, ибо он — отец лжи! И сейчас он лжет, искушая бессмертием и властью, пытаясь разжечь костры гордыни и честолюбия. Он сказал: какое мне дело до лысых червей, до побежденных адептов Темного Братства… Ложь! Он — тот Объединитель, который создал их, злобный гений из рассказов брата Альдо; он правил Кругами тысячу лет, он — их хозяин и владыка, и он отвечает за всех замученных и убитых, за каждую каплю крови, что пролилась во имя его!

А крови было море, и потому его слова — обман! Даже если брат Альдо вернется, если отпустят Гимпа, это тоже будет обманом. Это не бескорыстное деяние, а хитрая уловка, трюк, чтобы уснула бдительность души, которой желает завладеть Нечистый. Дьявольские козни!

Однако на хитрость отвечают хитростью, подумал священник, отыскав взглядом алую точку «Аргуса», торившую путь в ночных небесах. Если четыре ублюдка с разных концов Земли объединились и породили демона, то почему бы слугам Божьим не сотворить архангела с огненным мечом? И, сотворивши, поразить владыку зла…

Эта мысль и ожидание брата Альдо не давали Иеро покоя. Он попробовал связаться с эливенером, но безуспешно — Питомник, прикрытый ментальным щитом, оставался недоступен. Тогда он отправил мысленный импульс дальше, за пределы песчаной пустыни, что ограничивала Кентау. Чувствуя, как возросла его мощь, Иеро касался разумов степных обитателей, дремлющих или искавших добычу на расстоянии в тридцать, сорок и пятьдесят миль. Теперь он мог бы протянуть ментальный щуп на большую дистанцию, но в этом не было нужды — то, что он искал, нашлось. Знакомый бесплотный голос зазвучал в его сознании:

«Друг Иеро! Наконец-то! Я уже думал, что остался один… Жизнь тяжела, когда не с кем поговорить, кроме быков и оленей. Скучные создания! Все время жуют траву».

«Надеюсь, ты не пасешься вместе с ними?»

«Пока еще нет. Когда на нас напали — (образ мирмидона), — я спрятал мешок со сладкой пищей — (пеммикан, его запах и чувство удовлетворения). — Но эта пища подходит к концу, а здесь, в пустыне, нет ни орехов, ни ягод, ни дупел с медом. Сказать по правде, я немного отощал».

«Потерпи, сладкоежка», — отозвался Иеро, улыбаясь впервые за этот долгий день. Радость затопила его, вытеснив на миг воспоминания о Локи и Теоне, но этот миг был кратким, как порыв налетевшего свежего ветра.

«Я ни о чем не спрашиваю, ни о старейшем, ни о Гимпе, — заметил медведь. — Боюсь, нас могут услышать, даже если мы станем обмениваться мыслями словно пара жуков».

Он говорил о связи на частотах насекомых, но Иеро, сформировав ментальный блок с долей своего сознания, тут же откликнулся:

«Теперь я знаю лучший способ. Я вышлю к тебе посланца, Горм. Не удивляйся, если узнаешь его. Он скажет, что ты должен делать».

Блок выскользнул, отправившись по невесомой нити, соединявшей их разумы, и священник тут же прервал контакт. Все, что он хотел поведать Горму, было заложено в этом ментальном импульсе; он будет храниться в сознании Горма, поддерживать и направлять его, спасать от одиночества. Он подскажет, какая помощь нужна Иеро. Не слова, а только образы; картины южной части полуострова со взлетным полем, лабораториями и складами. Что там творится? Чем заняты клоны Аримана, о коих толковал Нечистый?

Размышляя об этом, Иеро сунул руку за пазуху, нащупав увесистый мешочек из оленьей кожи. Почти машинально он вытащил его, раскрыл и высыпал на камень маленькие деревянные фигурки, потом всмотрелся в свой магический кристалл. В нем, будто в крохотном озерце, отражались созвездия, горели туманности, мерцал серебряный лунный диск, и Млечный Путь делил напополам космическую пустоту — яркая тропинка, что тянулась из сегодня в завтра. Не задумываясь, он вступил на эту дорогу и погрузился в провидческий транс.

Забытье было глубоким и длилось больше часа — когда Иеро очнулся, луна прошла зенит, а с запада, с моря, стадом гроконов наползали тучи, глотая звезду за звездой будто рассыпанные по небу желуди. Священник глубоко вздохнул, раскрыл ладонь и замер, всматриваясь в две лежавшие на ней фигурки.

Книга и Округленные Губы! Те же символы, что в предыдущем гадании! Совпадение? — мелькнула мысль. Нет, ясный знак судьбы!

Книга лежала в ямке посередине ладони, Губы — на первых фалангах среднего и безымянного пальцев, и Иеро решил, что знаки нужно трактовать именно в такой последовательности. Выходило, что Божья помощь придет к нему через нечто удивительное, и, подумав об этом, священник кивнул головой и зашептал молитву. Все правильно, так и должно быть, ибо пути Господни неисповедимы!

Он вдруг успокоился, словно почувствовал, что Божья рука лежит на нем, и что ему дарованы огненный меч и мощь архангела. Пусть не сейчас, а только в краткие секунды битвы, пусть! Мгновения хватит, чтоб сокрушить Нечистого…

Повернувшись к морскому берегу, туда, где высился пирамидальный дворец, Иеро усмехнулся и прошептал:

— Господни мельницы мелят медленно, и редко бьет Господь, да метко. Берегись, ибо гнев Его страшен!

— Мы сможем это сделать. Думаю, что сможем.

Голос священника был едва слышен, и брат Альдо, склонив седовласую голову, придвинулся ближе. Они сидели в увитой зеленью беседке, плотная завеса из стеблей и листьев гасила звуки, двор и комнаты вокруг были пусты, и все же Иеро говорил шепотом. Ментальная речь вообще исключалась; для мысли листва и стены не помеха, и тут, в обители Нечистого, всякая мысль могла предать — либо, как минимум, насторожить владык Кентау.

— Нечистый — плод их союза, рожденный злыми мыслями кошмар, — продолжал лихорадочно шептать Иеро. — Власть! Они объединились ради безграничной власти, их могущество растет, и вскоре над миром сомкнутся темные тучи… Я знаю, Локи говорил мне… Их Богом проклятый Теон отыщет пятого… не меня, так другого, не сейчас, так через сотню лет… отыщет, и сила их удвоится… А если не отыщет, они смонтируют машины на той летающей звезде, что говорила с нами… чудовищные машины, лишившие древних разума, призвавшие Смерть…

Прошла неделя с той поры, как брата Альдо освободили из Питомника. Это был, по его словам, комплекс биологических лабораторий, запрятанных под землю и охраняемых мирмидами, в котором синтезировали пищу и выращивали клоны четырех пород. Из клеточных тканей Нергала производились мореходы, Кали поставляла девушек для развлечений, а копии Локи, в зависимости от интеллекта, выполняли роль надсмотрщиков, секретарей, строителей и слуг. Клоны узкоглазого Ри Ма были биологами и техниками; первые трудились в Питомнике, вторые — на взлетном поле, откуда раз в несколько месяцев стартовали к «Аргусу» космические корабли. Был в Питомнике и гибернатор, особая камера, в которой, в глубоком холоде, хранились сменные тела владык, но о самом процессе одушевления биологи не знали ничего. У них отсутствовал ментальный дар, и, как прочие клоны, они не могли давать потомство, хотя их жизнь, по меркам Кентау, была довольно долгой — тридцать-сорок лет.