Кошачьи - Акиф Пиринчи

Потихонечку я пробрался через прихожую и наконец — дверь была открыта — оказался в кабинете. Грегор Иоганн Мендель мрачно смотрел на меня вниз из гущи гороховых зарослей. Он казался рассерженным, потому что я заглянул в его тайну. Через стекло было видно, что снегопад на улице тем временем стал таким густым и сильным, что мог быть увековеченным на зимней картине; такая понравилась бы Густаву. Ураганный ветер бушевал над садами, как вырвавшийся на свободу демон, дул без устали в призрачную дудку, сметал в доли секунды огромные снежные дюны и воздвигал их в следующий миг на другом месте, кружил хлопья, как на испорченном экране телевизора, и не давал им покоя.

Я прыгнул на письменный стол и нажал обеими лапами кнопку включения компьютера. Аппарат издал тихий знакомый шум. Потом появились яркие данные о системе в таинственной черноте экрана, словно обманные огоньки над исчезнувшим кладбищем. Когда компьютер загрузился своими электронными воспоминаниями, нетерпеливо замерцал курсор, световой маркер, словно хотел подсказать, как нужно действовать дальше. Это я и сам бы с удовольствием узнал. Итак, передо мной встал решающий вопрос: какое кодовое название я дал бы файлу, где спрятана загадка самой охраняемой тайны в районе? Такое, что было бы доступно только мне? Возможно, имя, которое заключает в себе дьявольскую причину возникновения этой тайны, которое напоминало бы мне каждый раз о причине моей мести, и с ним я бы никого не связывал в своем окружении.

Все получилось! Как только я ввел слово «Претериус», погасли все общие системные данные, и экран постепенно окрасился сверху в красный цвет, как падающий занавес в театре. Потом появилось название тайной программы, выложенное огромными золотыми буквами, завершающимися маленькими дразнящими молниями: FELIDAE.

Через пару секунд исчезла и эта надпись, и экран одарил меня, к моему удовлетворению, но и к великому ужасу, тем, что я искал.

Программа выведения породы «Кошачьи» была так объемна и сложна, что только малая ее часть была выложена передо мной на ограниченном размером экране. Она состояла из обозримого числа стволов, которые начинались сверху, с указания многих рассматриваемых для реселекции пар, и разветвлялись в бесчисленное и уже не различимое перечисление имен. Чем дальше я прокручивал плоскость, тем больше отдалялись от домашних кошек новые представители породы, потомки экземпляров из этих специальных стволов, и приближались к диким, чистопородным кошачьим. Заводчик действовал безжалостно и убирал — то есть убивал — одного за другим целые поколения, которые продолжали нести в себе ген прирученности. Запутанная сеть разветвления родства затянула светло-зеленый фон как выкройка, и под каждым именем был соответствующий информационный квадратик. Здесь хранились данные о генотипе. В квадратиках находились пометки о «доминантных», то есть преобладающих, и «рецессивных», выступающих за главным, признаках. Квадратики, в свою очередь, соединялись между собой черными линиями, чтобы наглядно зафиксировать многообразие скрещивания. Чтобы получить общее впечатление о программе селекции, можно было подвинуть понравившийся график на экране сверху вниз и справа налево.

Решение или, точнее выражаясь, принцип был совсем прост. Если человек хочет вывести породу, закрепить какой-то признак, то он изолирует предназначенных для выведения животных от других, не подходящих для этой цели. Животное, которое намеревается разводить породу себе подобных, не имеет, естественно, тех средств, которые находятся в распоряжении человека. Оно может только позаботиться о том, чтобы выбранные в целях селекции самцы встречались с соответствующими самками. И если между ними вдруг нарисуется чужак, ему нужно помешать. А если это животное не позволяет себе указывать? Если им овладело желание? Ну, тогда…

В итоге возле нижних ветвей родовых деревьев стояло около ста имен тех, которые находились на очереди в целях селекции. Среди них, полагаю, находилась и та милашка, с которой я провел самое волшебное утро в моей жизни. Их имена звучали очень необычно и были трудны для произношения, поэтому я предположил, что создатель программы интенсивно занимался не только нашим видом, но и нашим праязыком. «Кромолханом», например, звали одного, а имя другого было — «Иииеатоф». Сравнение с археологом в тропическом шлеме, который проводит исследования в таинственной системе захоронений пирамид и наконец наталкивается на массивный золотой саркофаг, который искал всю свою жизнь, в моем случае соответствовало действительности. То, что я под конец выяснил, или, лучше сказать, раскопал, раскрылось как сатанинский сундук, содержание которого преподносило удивительные тайны.

Да, предстояло еще много открытий. А именно в нижнем правом углу экрана стоял крошечный могильный крестик, который я принял за символ для вызова следующей картинки. Я подвел курсор к значку и снова нажал кнопку выполнения команды. Как и ожидалось, генеалогическая схема исчезла, и на экране появился бесконечный список имен, снабженных номерами, датами и комментариями. По отдельности все выглядело примерно так:

287… Паша

18.6.1986/около 0.30

Пытался спариться с Трагиян. Все уговоры были напрасны. Трагиян и без этого проблемный вариант. Она не придерживается уговора и бегает по всему району, если у нее течка. Когда они будут готовы и перестанут связываться с простонародьем?

Другая запись:

355… Шанель

4.8.1987/около 23.00

Она была сукота от Хрохоха. Было ясно как день, что хозяин раздаст помет друзьям и знакомым из ближайших районов. Этого не должно случиться ни в коем случае. Мне и без того достаточно сложно размещать у людей своих котят.

В таком же серьезным тоне шел номер за номером, имя за именем. Было совершенно очевидно, что заключал в себе этот список: только мертвых! Убийца аккуратно записывал и систематизировал преступления со свойственной ему добросовестностью. На числе 447 жуткое перечисление наконец закончилось. Ничего удивительного, что число, которое мы вычислили вместе с умным «братом-близнецом», было так близко.

Я с открытым ртом уставился на экран. Чем дольше я пребывал в каменном оцепенении, тем больше меня охватывала печаль, какой я раньше не испытывал. Так много, так чудовищно много сородичей отдали свои жизни, чтобы один одержимый смог осуществить свою мечту о единственно истинной породе. Это была старая цель, которой бредили многие одержимые до него и одновременно самые глупые. 447 сестер и братьев, которые ничего не хотели, кроме как жить и любить. Более ничего — ничего, черт возьми!

Слезы навернулись у меня на глазах, и я представил себе всех невинно отправленных на тот свет, как я и видел их в моих кошмарах. Они не двигались с отрешенным выражением на мордочках, словно эта картина была сделанным в небесах моментальным снимком. Даже если они не жаловались на свою жуткую судьбу, я видел по ним, что они хотят выскочить из этого проклятого ящика, чтобы окончательно обрести покой. Хотя бы это!

Я тут же решил стереть дьявольскую программу. Последний долг, который я мог отдать мертвым…

— Ты теперь все знаешь, дорогой Френсис?