Бездонные пещеры - Кейт Форсит

Стражники распахнули дверцу, прорезанную в массивной створке замковых ворот. Луна заливала бледным светом заснеженный пейзаж, а темное небо, точно маргаритки на лугу, усеивали звезды. Вокруг стояла немыслимая тишина. Вдалеке еще виднелись облака, закрывающие горизонт, но над Замком Забвения все было спокойно.

Во дворе развели костер, поскольку никто не хотел возвращаться обратно в темные душные комнаты. Они кутались в шубы, по самые носы заворачиваясь в пледы и притопывая ногами, чтобы не замерзнуть, но упрямо высматривали Ри и его свиту.

— Я знал, что они придут! — радостно сказал Доннкан. — Дайаден обещал!

Внезапно один из стражников воскликнул:

— Смотрите! Они идут.

По скале вилась дрожащая цепочка оранжевых огней. Толпа приветственно завопила. Колеблющиеся огоньки становились все ближе, и наконец они увидели процессию, поднимающуюся по крутой дороге к замку. Возглавлял ее Лахлан, верхом на своем вороном жеребце, а по правую руку от него ехала Изолт на серой кобылке. Дайд и Дункан Железный Кулак ехали вслед за ними, а позади скакали офицеры. Замыкали шествие вьючные лошади, шатающиеся под тяжелой поклажей и утопающие в снегу по самые холки.

Перед замковыми воротами Лахлан спешился. Он поднял руку, остановив уже готовую хлынуть ему навстречу толпу. Его иссиня-черные крылья и волосы серебрил снег.

— Уже наступила полночь? — осведомился он.

— Нет еще, — крикнула Мегэн. — Осталось совсем немного.

— Нужно подождать, когда пробьют часы, — ответил он, широко улыбаясь. — До полуночи порог переходить нельзя!

Раздался хохот. Все оценили шутку. Первый человек, пересекавший порог дома после полуночи новогодней ночи, определял, каким будет для этого дома новый год. Считалось очень плохим знаком, если Первой Ногой становился кто-нибудь старый, уродливый или обладающий еще какими-нибудь недостатками, и, наоборот, кто-то сильный, крепкий и красивый приносил удачу. К этой традиции все относились с таким суеверием, что Первую Ногу обычно назначали, просто для того, чтобы быть точно уверенными, и он переходил из одного дома в другой, принося подарки, чтобы обеспечить год процветания, здоровья и счастья.

— Значит, Первая Нога — вы, Ваше Высочество? — выкрикнул кто-то из толпы.

Лахлан поднял зеленую ветку, сломанную на одной из сосен по пути.

— А есть кто-то лучший?

Раздались одобрительные возгласы. Толпу охватило праздничное настроение, составлявшее разительный контраст с тем унынием, которое царило в замке всего несколько часов назад. Потом Мегэн сказала:

— Я чувствую поворот времен. Уже полночь!

— Тогда пойдемте скорее в дом, пока мы все не окоченели! — воскликнул Лахлан. Он церемонно спешился, взяв из рук Диллона охапку свертков, и приблизился к замковым воротам, глубоко увязая в снегу. Толпа притихла. Он прошел в дверь и бросил смолистую ветку в огонь. Вспыхнуло ароматное пламя, и сосновые иглы съежились, превращаясь в извивающиеся нити белого огня.

Лахлан улыбнулся, и его усталое лицо озарило торжество.

— Что ж, мы справились с этим, — сказал он, — хотя, честно говоря, я не думал, что нам это удастся! Как вы?

Подбежавший Доннкан крепко обнял его, и Изолт вместе с остальными усталыми путешественниками прошли через ворота. Диллон вел вороного жеребца Ри в поводу. Они тяжело спешились и подошли к огню, чтобы обогреться, а Лахлан передал свои свертки управляющему.

— Вот, хлеб для изобилия, довольно черствый, боюсь, но все же лучше, чем ничего, и соль на удачу, и виски, чтобы разогреть кровь. И, вы не поверите, яйца и мед! Мы сможем сделать себе Горячую Пинту, как и полагается на Хогманай!

— Ты зажег Лодестар и укротил буран, — сказала Мегэн, держа его за локоть двумя руками. — Ох, Лахлан, я так рада и так горжусь тобой! Ты совершил могущественное колдовство.

Лахлан кивнул, не удержавшись от довольной и гордой улыбки.

— Да, и на этот раз самостоятельно. Я был полон решимости вернуться сюда на Хогманай и день рождения Доннкана. Все считали, что мы не в своем уме, раз решились пуститься в путь в такую непогоду, и это действительно так и было. Снег доходил мне до подбородка, а ветер был таким сильным, что поднимал лошадей и швырял их со скал. Мы все уже чуть было не попрощались с жизнью.

— Но чем яростнее дул ветер, тем больше я сердился и тем сильнее становилась моя решимость, так что в конце концов я схватил Лодестар и велел вьюге утихнуть. Я удивился больше всех, когда Лодестар вдруг ожил! Это было как удар молнии. Клянусь, что все волосы у меня на голове встали дыбом, а пальцы задымились! — рассмеялся Лахлан. Его топазово-золотые глаза возбужденно сверкали, смуглое лицо сияло. — А потом мы просто пробрались сквозь сугробы, и вот мы здесь, как и обещали. — Он прижал к себе Доннкана, и кудрявая золотистая голова уткнулась ему в плечо, а золотые и черные перья перемешались. — Но вот что я вам скажу, мне сейчас не помешало бы выпить стаканчик! Я чувствую себя так, будто поднялся на Хребет Мира!

Улыбаясь, Изабо налила ему виски, и он одним глотком осушил кружку и снова протянул ее ей. Она налила ему еще и двинулась через толпу, наливая одну кружку за другой и раздавая их усталым путешественникам. Кто-то подвесил над костром большой котел, и по двору поплыл пряный запах Горячей Пинты. Она увидела, как Дайд склонился над огнем, помешивая кипящую жидкость, и внезапно почувствовала, как у нее екнуло сердце. Он повернул голову и, увидев ее, устало улыбнулся. Изабо подошла к нему, держа в руках кружку с виски.

Она молча предложила ему выпить, но он покачал головой.

— Нет, я лучше Горячей Пинты. Вот что нужно, чтобы обогреть замерзшее сердце.

Она почувствовала, что краснеет. Он налил горячего пряного эля в кружку и протянул ей. Она взяла ее одетой в перчатку рукой, и он налил и себе, потом легонько коснулся своей кружкой ее.

— Счастливого Хогманая! Любви тебе и мира.

— Счастливого Хогманая! — эхом отозвалась она и сделала глоток. Их глаза встретились. Холодный воздух между ними, казалось, заискрился. Выражение его лица изменилась, и он придвинулся к ней.

— Как ты, моя милая Бо?

— Замерзла, оголодала и хочу домой, — ответила она, силясь улыбнуться. — Надоела уже эта война.

Он кивнул, потом улыбнулся ей, блестя черными глазами.

— Ну, с тоской по дому я сделать ничего не могу, а вот что касается голода... — Он вытащил из кармана расплющенный пакетик и, торжественно взмахнув малиновой шапочкой, вручил его ей. — Хлеб и самый лучший козий сыр во всем Карриге, и еще немножечко айвового джема, благодаря щедрости Замка Запустения. У Мак-Синна дела с провизией обстоят куда лучше, чем у нас, ведь они расположены через бухту от Шантана.

Изабо проворно развернула пакетик. Хлеб был черствым, но сыр оказался мягким и терпким, а джем сладким. Она жадно набросилась на еду, запив сухой хлеб пряным элем.