Компромат на президента - Сергей Зверев

Уже отзвучали речи, восхвалявшие достоинства покойного, в толпе дорого одетых людей велись тихие разговоры. Тихие не только потому, что тишины требовала торжественная кладбищенская обстановка. Среди людей, собравшихся у могилы, особо не прячась, сновали фээсбэшники в штатском, прислушиваясь, присматриваясь.

Семен Липский стоял в стороне с небольшим букетом – у прошлогодней могилы народного артиста СССР, памятник на ней поставили всего неделю тому назад, и над цветником покачивались тонкие, как мышиные хвостики, туи.

Семен грустил искренне, вспоминая лучшие не только для покойного, но и для себя дни. Темный костюм в еле заметную серебряную полоску он надевал исключительно на похороны, как и черную рубашку с многочисленными мелкими белыми пуговичками. Липский уже давно заприметил чиновника из Совета безопасности – Кирилла Андреевича Братина, но не спешил окликнуть. Наконец тот сам подошел к нему, молча пожал руку и погладил по плечу бронзовую скульптуру на могиле народного артиста.

– С живым боялся встретиться, а к мертвому пришел? – усмехнулся Липский.

– Меня еще моя деревенская бабушка учила, что надо бояться не мертвецов, а живых. Говорила: «Мертвец за палец не укусит».

– Тем более такой мертвец. От Миши мало что осталось. Даже не знаю, кого мы в закрытом гробу в могилу зарыли. Подозреваю, что вместе с парой фрагментов его тела в земле оказалось несколько кусков фээсбэшников, пришедших его арестовывать. Говорят, взрыв был таким… Хотя кому я рассказываю? В твоей конторе имеется информация из первоисточников. Интересно, кто же ему взрывчатку подсунул?

– Тот, кому он доверил свои деньги. До сих пор не могут найти, под кого он кредиты пристроил. «Развели» Мишу, а он таким осторожным был. Ты заметил, что, как только заговаривали, куда деньги подевались, все на тебя поглядывали, – прищурившись, поинтересовался Братин.

– Чего это на меня? – возмутился Липский.

– Ты его другом был. Деньги лишь другу детства доверить можно, тому, с кем по одним крышам голубей гонял.

– Хайновский голубей не гонял. У него уже в первом классе тяга к бизнесу появилась. Покупал перед школой конфеты на вес и продавал одноклассникам по одной штучке. Не поверишь, подъем у него получался сто процентов. А оборот – за полдня все деньги полный круг оборачивались. Круче, чем сегодня в нефтяном бизнесе!

– И ты у него конфеты покупал?

– Нет, – ухмыльнулся Семен Липский, – я ему деньги в рост давал. Мне родители на неделю выделяли десять рублей карманных расходов, с Мишиными процентами выходило пятнадцать.

– Эх, золотые времена, какую страну развалили, – вздохнул Кирилл Братин, а потом без особой связи добавил: – Жил, жил человек. Раз, и не стало его, – произнес он обычную на похоронах фразу.

– Красиво жил, – прищелкнул языком Липский, – не всем так дано пожить. Смотрю я на его могилку и понимаю, что памятник на ней некому будет поставить. Похоронили еще по-человечески. А потом? Зарастет травой, с землей сровняется, и похоронят годков через двадцать на этом самом месте какого-нибудь криминального авторитета.

– Вдова памятник поставит, – пожал плечами Братин, – кое-что от Михаила Изидоровича ей перепало. Несколько домов, квартир, деньги на кредитке.

– Я и забыл, что у него жена есть. Неужели Миша так и не развелся? – Липский уставился на Братина. – Ну да, в твоем ведомстве информация на всех нас полная.

У мужчины в темном плаще, стоявшего у самой могилы, зачирикал в кармане веселенькую мелодию канкана мобильник. Звук был хороший, объемный. Публика, разобравшись, что к чему, поглядывала на нарушителя спокойствия. Кто еле заметно улыбался, кто смотрел с осуждением: «Вот же какой – телефон не выключил».

Мужчина, не догадавшись сразу же отключить звонок, выбирался из толпы. Оказавшись в сторонке, приложил трубку к уху.

– Але… я… на кладбище… ох и не вовремя ты позвонил, только гроб опустили… сейчас не могу… позже, – раскрасневшийся от стыда, он прервал разговор.

Мужчина уже не стремился пробраться поближе к могиле, стоял в сторонке и всякий раз, когда кто-нибудь смотрел в его сторону, втягивал голову в плечи.

– Как мало человеку надо, чтобы почувствовать свою никчемность, – процедил Семен Липский, – достаточно сделаться смешным, и все пропало.

Братин ухмыльнулся.

– А ты телефон отключил?

– Я звонок вырубил, трубка то оживает в кармане, то затихает, а отвечать мне никому не хочется.

– Я в своем телефоне номер Хайновского еще до его гибели стер, – признался Братин.

– У меня до сих пор в память вбит, хотя, на трезвый ум, его вытереть надо.

– Так вытри, – подсказал Кирилл Андреевич, – теперь уж точно он тебе без надобности.

– Я уже думал об этом, но рука не поднимается. Это то же самое, что кровать умершего из дома выбрасывать в день похорон, – Липский морщился, когда говорил.

– Надо, надо вытереть номер. Заморочки тебя одолевают.

– Никакие это не заморочки, – зло ответил Липский.

– Раз не хочешь вытирать номер, то позвони, вдруг тебе покойный и ответит, – тихо, подобающим для похорон смехом отозвался Братин.

– Его мобильник должен был вместе с ним взорваться, – нерешительно сказал Липский.

– Необязательно. Мог где-нибудь и остаться. Ты только представь себе, – принялся развивать мысль чиновник Совбеза, – достался его телефон жене или сыну, начнут они кнопки нажимать и случайно нажмут ту, под которой твой номер записан. Ты – глядь, а тебе покойный звонит, да еще посреди ночи. Разрыв сердца обеспечен.

– Не стану стирать. Я суеверный, – отказался обезопасить себя от ночного сюрприза Семен Липский, вытащил на божий свет свой телефон, глянул на дисплей, – секретарша старается. Понимает, что не отвечу, так перешла на текстовые сообщения. «Вам дважды звонили из администрации». Да пусть себе и трижды. Похороны есть похороны. Все, Кирилл, суета сует и томление в очереди. Только на кладбище это и начинаешь понимать.

– Понимать – понимаешь, да недолго помнишь, – многозначительно произнес Братин.

Народ понемногу расходился от свежей могилы, густо обставленной венками с черными лентами, поверх их выглядывал из-под стекла темной пластмассовой рамки Михаил Изидорович, смотрел весело, задорно, немного таинственно, словно издевался над неосведомленностью публики. Вот уже завелась и отъехала одна машина, вторая… В веренице автомобилей возникали свободные места.

– Можно уже и подойти к холмику, цветы положить. Толкаться не хотелось, – Липский прижал цветы к груди.

Братин приехал на похороны без букета, он напоследок скользнул пальцами по груди бронзовой девушки и двинулся следом за Липским. Сотрудники ФСБ в штатском больше не прислушивались к разговорам, они собрались в сторонке и обсуждали полушепотом что-то свое. Семен состроил скорбную мину, нагнулся, положил на самый верх букет белых цветов, отступил на шаг и опустил голову. Кирилл Андреевич застыл рядом с ним, как пионер у Вечного огня.