Пустой - Александр Васильевич Кормильцев

хватит дара, чтобы зараз пробежать тридцать метров, отделяющие его от чудовища.

Заканчивая свой нырок жестким приземлением у ног Феофана, расслышал его зычное “Ха!” и прошуршавший поверху дротик. Напоследок все же шарахнулся головой об одну и досок настила, но даже внимания на это не обратил. И подскочил почти сразу, ещё до конца не погасив инерцию кувырка. Обернулся на вдруг притихшую после прозвучавшего позади грохота тварь. И не нашел сил, чтобы толком удивиться увиденной туше, словно бульдозер пропахавшей метров пять настила, собрав перед собой кучу переломанных досок напополам с грунтом.

После неожиданного, почти чудесного спасения, навалилась слабость, сознание захватила апатия. Отойдя к наружному частоколу, привалился к нему спиной и сполз вниз, прямо на доски настила. При этом зацепился рукавом куртки за торчавший из бревна сучок, расширив ещё раньше разошедшуюся по шву дырку. Что было неудивительно, учитывая, что совсем недавно этот же рукав как следует пожевал бегун. Ну и ладно, плевать.

Вокруг царило оживление, стоявшие возле дозорной и в дверях, подошли ближе. Окружили замершего в позе победителя Феофана, переставшую подавать признаки жизни тварь и бесцеремонно рассевшегося меня. Все что-то говорили, слышны были выкрики, где-то заплакал ребёнок, но на градус общей радости это никак не повлияло.

Кто-то подергал меня за рукав, повернув тяжелую, непослушную голову, увидел Антошку. С расширенными от восторга глазами и улыбкой до ушей, мальчонка обеими ручонками ухватился за рукав куртки и тряс мою руку, будто пытаясь оторвать. При этом он периодически подпрыгивал, указывал в сторону поверженного чудовища маленьким пальчиком и лепетал что-то непонятное. Хоть раньше и получалось с трудом понимать его по-детски исковерканные фразы. Сейчас же, то ли от волнения он говорил совсем невнятно, то ли я сам, в нынешнем состоянии, не мог правильно анализировать его лепетание. В ответ я лишь слабо пожимал плечами.

Состояние и впрямь было странное. Вроде бы, после прыжка лишь головой несильно стукнулся и все. Но ощущение было такое, будто весь день разгружал вагоны с углем, при этом, за весь день не разу не передохнув и даже не присев. А в конце смены, в качестве оплаты, получил пару раз по голове мешком, полным того самого угля. Не понимаю, почему до сих пор не отрубился. Передаваемая зрительным центром в мозг картинка то и дело мутнеет, да и со слухом беда, то пропадает, то вновь появляется.

Может влияние всех усилий, травм, внутренних переживаний, накопившихся за столь длинный день, организм стоически переносил, откладывая получаемое от них воздействие на более спокойный период. А теперь, после перенесенного шока, страха и безмятежной готовности к смерти, которая в итоге не случилась. Ведь ожидание приближающегося конца было прервано внезапным спасением и каскадом всех сопутствующих, контрастирующих друг с другом эмоций, обрушившихся на мою бедную головушку,

— Тятенька Пустой, это упий бий, упий!!! Ти ставай, ставай, ну циво ни стаесь сусем?! — видимо, мальчугану наскучило мое бездействие, он тянул меня в сторону туши ужасной твари, хотел посмотреть вместе её со мной, а я на все это никак не реагировал. Оставив в покое мой рукав, он исчез из поля зрения. Ну и хорошо, хоть отдохну.

Уже начал было примериваться, как бы устроиться поудобнее и прикрыть веки, но в покое меня оставлять не хотели. Вместо чумазой мальчишеской появилась другая мордашка, девчоночья. Веснушчатое личико в обрамлении рыжеватых прядей, не узнать её было сложно.

— Настасья! — я улыбнулся и попытался сфокусировать взгляд, частично это удалось сделать.

— Дяденька Пустой, вы ранены? Где болит? — девчушка осматривала меня с ног до головы. Бряцнула скинутым с головы на спину кольчужным капюшоном, зачем-то двумя пальчиками приоткрыла предательски смеживающиеся веки, внимательно вгляделась в зрачок.

— Да не ранен я, не ранен, так, пара царапин, но я их земелькой приложил, как крестный советовал, чтоб не кровили. То есть не сам приложил, оно само так вышло, когда по грязи валялся.

— Вы его слушайте больше! Ему намедни одержимый ногу до кости порвал, а ему хоть бы хны, пустяк, говорит, царапинка. Но он в улье немалый срок прожил, на нем, как на собаке все заживает. Вы крови много потеряли, оттого и ослабли так. А живинку то давно принимали?

— Да не то, чтобы давно… — я прикинул, когда в последний раз пил эту гадость. Выходило, что во время наскоро справленных крестин. Хотя, при одном упоминании о чудодейственном снадобье, захотелось тут же сделать пару глотков. Но сознание до сих противилось позволять телу употреблять напиток со столь экзотическими ингредиентами. Поэтому во внутренних диалогах отзывалось о нем в не самой уважительной форме. Ничего, привыкнет.

— Я же вам говорила, чтобы не забывали её принимать! Тем более сейчас, после всех ранений. — она пошарила у меня на поясе, огляделась вокруг и, видимо не найдя искомый бурдючок, благополучно оставленный мною при первом знакомстве с одержимыми, всплеснула руками. — Даже и не носите с собой живинку.

— Так получилось. — ответил я невнятно, но она уже не слушала. Достала откуда-то небольшую оплетенную бутыль, исполняющую функцию фляжки, откупорила, протянула мне. До этого я здесь ни у кого не видел подобных ёмкостей, все пользовались бурдючками, на мой взгляд, действительно гораздо практичнее. А может, стекло у них в дефиците, или это не стекло даже?! Наверное, тоже подарок погибшего крестного, вот и носит её, как память, несмотря на неудобства.

Благодарно кивнув, принял бутыль из рук девчушки. Поднес к лицу, тут же ощутив какой-то фруктовый аромат, вопросительно взглянул на Настасью, в ответ услышав короткое “Пейте, пейте! “. Сделал глоток, другой… Да уж, это точно на портвейн не похоже. Какое-то легкое сладковатое вино, явно разбавленное, с фруктовым привкусом, то ли сок, то ли компот. Такое язык не повернется живцом назвать, точно живинка. Что поделаешь, девчонки, они и в улье девчонки. А вообще, какая разница?! Главное ведь, чтобы эффект был.

— Спасибо, Настасья! — улыбнулся, возвращая бутыль.

— Вы посидите так немножко, сейчас полегчает. Ещё бы покушать вам, но это потом уж… Мне идти надо, там Варвару чуть-чуть зацепило, но перевязать не помешает. Отдыхайте пока. — напоследок положила ладошку мне на руку, потом быстро поднялась и пропала из виду. Я хотел попросить её не уходить, но в сложившейся ситуации такая просьба была бы эгоизмом. Видимо, девчушка сейчас не только в роли боевой единицы числится, но, при необходимости и полевым врачом, на правах ученицы знахарки.

Раз так, то можно и отдохнуть пару минут. Расслабился, прикрыл глаза, ожидая, когда от принятого снадобья тело наполнится силой, отодвигая усталость на второй план. Но пока