Марш жизни. Как спасали долгиновских евреев - Инна Герасимова

В публикуемом фрагменте письма отразилась история, характерная для белорусских евреев, которые чудом спаслись из гетто.

Из письма Ривы Сосланд

Тебя, конечно, интересует моя история. По-видимому, тебе кое-что известно, раз ты узнал о моем существовании от кого-то. Но все же я напишу вкратце.

Помнишь моего папу? Он был болен гипертонией и на почве этого у него получилось кровоизлияние в мозг; отсюда и развился левосторонний паралич. Этот паралич нас всех задержал в Минске. Всей семьей остались у проклятого Гитлера. Пришлось много чего пережить, каждый день ждать очередного погрома, похоронить многих подруг, друзей и близких.

Нет таких сил, чтобы выразить все виденное и пережитое еврейским народом. Шесть месяцев я жила в гетто – это лагерь для евреев, огороженный столбами и железной колючей проволокой. Это гетто занимало территорию от еврейского кладбища до татарского моста с мелкими грязными улицами. В каждой маленькой комнате были три-четыре семьи, так как в этот “городок” перешло около 70–80 тысяч евреев.

В лесах Белоруссии было в то время много партизанских отрядов. Я была связана с одним отрядом, но меньше всего надеялась, что смогу очутиться в его рядах. Словом, 24 декабря 1941 года я ушла из гетто, ушла с мыслью лучше умереть в лесу, замерзнуть, но не умереть от немецкой руки.

Итак, я начала партизанить.

Трудно мне, Зяма, было в лесах. Целых 11 месяцев я находилась в болотистых лесах, жутко одичала. Много раз пришлось прощаться с жизнью, но… такой мой удел. 12 сентября с группой командиров я ушла на связь в Москву.

Дойти до Москвы было нелегко; кругом засады, полицейские управы встречались по дороге.

Пришла в Москву в октябре 1942 года. Там наше белорусское правительство направило меня на учебу. Я выбрала Ташкент.

Пока поступила в мединститут, пришлось пройти опять-таки большую дорогу, но все-таки попала на 2-й курс. Раньше совмещала работу с учебой, сейчас я добилась повышенной стипендии, занимаюсь на 3-м курсе и бросила работу. Живу, как многие студенты. Все сердце мое в рубцах от боли и страданий…[208]

Следующим группам, выходившим через линию фронта, было значительно сложнее. В октябре 1942-го о закрытии Суражских ворот было уже известно всем партизанским отрядам. И, если партизаны и собирали группы для перехода в советский тыл, то количество людей в группе было небольшим и физически они должны были быть хорошо подготовленными, так как маневренность должна была быть высокой.

Третья группа, о неудаче которой при переходе написано в истории бригады, вышла к линии фронта также по инициативе Ивана Тимчука.

Из воспоминаний Залмана Гуревича

Тимчук предложил мне вступить в его партизанский отряд, особенно потому, что я был вооружен. Я сказал ему, что моей семье удалось спастись и что я хочу взять их с собой на восток в партизанский отряд “Борьба”. Он сказал мне: “Не волнуйся, мы в любом случае планируем перевести всех евреев из пущи на восток, за линию фронта, в Советский Союз, через Суражские ворота”.

В этом он видел для меня идеальное решение: он назначит меня одним из сопроводителей евреев на восток и, после того как я приду в округу Плещениц, я смогу присоединиться к отряду “Борьба”. Моя семья пойдет дальше на восток. Я попросил два дня на размышление.

Я посоветовался с моим отцом, друзьями. Все нашли это решение удовлетворительным. Я вернулся к Тимчуку и дал свое согласие.

Во втором разговоре мы прошлись по важным темам, таким как положение на фронте и в Советском Союзе, отношение партии к партизанам и т. п. Он был серьезным и умным человеком. Я был рад услышать от него не только о повседневных делах…

Он рассказал, что две группы уже перешли линию фронта. Лишь намного позднее оказалось, что это было правдой… До этого момента партизанский штаб не осмеливался самостоятельно решать вопрос гражданского населения, а еврейского в особенности.

Мы долго говорили, он задавал вопросы также о некоторых евреях из Куренца, с которыми он познакомился во время своей работы там. От слова к слову я попросил его помочь нам в основании еврейского партизанского отряда в пуще, с молодыми людьми из Куренца и близлежащих местечек, которым удалось бежать в лес, а также части еврейской молодежи из концлагеря Вилейки и людей из еще существующей общины в городке Глубокое. Я объяснил ему, что таким образом евреи смогут показать, что они могут бороться против немецких захватчиков не хуже, чем другие. Он ответил, что для этого, конечно, нужно получить разрешение Главного партизанского штаба и Коммунистической партии.

Между тем жизнь продолжалась. Слух об “уходе из пущи” распространился, евреи начали подготавливаться к походу на восток. Сама идея ухода на линию фронта ободрила несчастных, оставшихся в живых. Все видели в “востоке” единственный выход. Поэтому было совершенно не нужно кого-либо подстегивать.

Люди начали готовиться к маршу. Они приготавливали лапти с тонкой кожаной подошвой и верхней частью из березовой коры. Случайно среди евреев в лесу был сапожник из городка Кривичи, и он чинил людям обувь. Кроме того, они готовили сухари, соль и хлеб.

Один комиссар (не знаю, кто именно, меня не было на месте) собрал большую часть идущих, произнес перед ними речь и описал им предстоящие трудности. Путь пойдет окольными дорогами, через поля и леса, и все это только ночью. Он попытался приподнять дух идущих, но они в этом не нуждались. Они видели в уходе на восток единственный путь к свободе.

День отправления пришел в середине ноября 1942 года. Это были чудесные осенние дни, но ночи были холодные. В субботу собрались 300 евреев из разных частей пущи, 200 из них из Куренца, другие из Нивок, Кривичей, Вилейки, Мяделя и Кобыльников. Люди были разделены на подразделения по 10 человек. Во главе каждого десятка стоял руководитель группы. Всю колонну сопровождали три партизана. В первой группе было 50 человек, и их сопровождал один партизан.

С наступлением темноты начали идти. Вначале все было в порядке. Но родители маленьких детей и старики очень страдали. Потихоньку расстояние между группами увеличилось. Молодежь помогала детям и несла их на плечах. Партизаны тоже помогали, как только могли, и сохраняли чрезвычайное самообладание. Некоторые начали отставать. Партизаны поторапливали их, поскольку линию железной дороги они хотели перейти еще при темноте. 300 человек растянулись более чем на один километр. Поэтому сопровождающие партизаны решили взять телегу.

В четырех километрах от линии железной дороги Молодечно – Полоцк они зашли в деревню Пасковщина и раздобыли три телеги и лошадей и посадили на них изможденных и детей. В 200 метрах от железнодорожных путей они приказали людям отдохнуть и вернули назад телеги.

После этого всем было указано перейти железнодорожные пути. Все быстро встали и перешли пути. Осталось только перейти шоссе Куренец – Долгиново, недалеко от которого в деревнях Костеневичи и Княгинино было два подразделения немецких солдат. Это был самый опасный отрезок 40-километрового пути, который нужно было пройти до рассвета. Было послано три человека, чтобы проверить путь до шоссе.