Белая Сибирь. Внутренняя война 1918-1920 - Константин Сахаров

Западнее станции Тайга образовалась железнодорожная пробка, которая с каждым днем увеличивалась. В то же время Красная армия, подбодренная успехами, продолжала наступление, а наши войска, сильно поредевшие и утомленные, не могли остановить большевиков. Отход Белой армии продолжался в среднем по 10 верст в сутки.

Из эшелонов, стоявших западнее Новониколаевска, раздавались мольбы, а затем понеслись вопли о помощи, о присылке паровозов. Помимо риска попасть в лапы красных вставала и угроза смерти от мороза и голода. Завывала свирепая сибирская пурга, усиливая и без того крепкий мороз. На маленьких разъездах и на перегонах между станциями стояли десятки эшелонов с ранеными и больными, с женщинами, детьми и стариками. И не могли двинуть их вперед, не было даже возможности подать им хотя бы про довольствие и топливо. Положение становилось поистине трагическим: тысячи страдальцев русских, обреченных на смерть, – а с другой стороны десятки тысяч здоровых откормленных чехов, стремящихся ценою жизни русских спасти свою шкуру.

Командир Чехословацкого корпуса Ян Сыровый уехал в Красноярск, их главнокомандующий, глава французской миссии, генерал-лейтенант Жанен сидел уже в Иркутске; на все телеграммы с требованием прекратить преступные безобразия чешского воинства оба они отвечали, что бессильны остановить «стихийное» движение. Вскоре Ян Сыровый принял вдобавок недопустимо наглый тон в его ответах, взваливая всю вину на русское правительство и командование, обвиняя их в «реакционности и недемократичности».

Генерал Я. Сыровый

Невольно возникает мысль о том, что многое здесь не являлось одной лишь случайностью, а было преднамеренным преступлением. Как уже указывалось в главе 1, руководители чехословаков снюхались с самого начала с эсерами, они поддержали учредиловцев, бесславный Комуч, спасли от офицерского суда «селянского министра» Виктора Чернова и принесли много другого вреда России. Политический же Чешский комитет провел большую работу также и в подпольной подготовке эсерами взрыва русского дела в Сибири. Есть полное основание предполагать, что все эти «доктора» Клофачи, Павлу, Герсы, Благоши и др. являлись даже одними из заправил эсеровского комплота в нашем тылу. Поэтому та разруха и ломка транспорта, которую внесли стада чешских легионеров, были, надо думать, одним из действий, проведенных по программе эсеров, этих верных союзников-товарищей большевиков. По крайней мере, факты говорят за то.

В эти дни ноября 1919 года наступило самое тяжелое время для русских людей и армии; все ее усилия и подвиги за весну, лето и осень 1919 года были сведены преступлениями тыла на нет. Заколебались уже и самые основания здания, именовавшегося Омским правительством. Выступила наружу тайная, темная сила, начали выходить из подполья деятели социалистического заговора. Сняли маски и те из них, которые до сей поры прикидывались друзьями России.

Среди последних оказались, кроме руководителей чехословацкого воинства, также в большинстве и представители наших «союзников». К концу ноября все это объединилось к востоку от Красноярска, образовало свой центр в Иркутске и начало переходить к открытым враждебным действиям, ожидая лишь удобного момента, чтобы ударить сзади и раздавить белое освободительное движение – совместно с большевиками, с их Красной армией, наступавшей с запада.

Мы были поставлены между двумя вражескими силами: с фронта большевики, с тыла родственные им эсеры со всей своей организацией, с чехословаками, с могучей поддержкой Антанты. И эта вторая опасность была значительно больше первой, она сильнее угрожала жизни России. Необходимо было все усилия обратить на ликвидацию эсеров, с корнем уничтожить заговор, образовавшийся в тылу.

В это время верховный правитель и штаб находились в Новониколаевске. Был намечен следующий план действий: армия будет медленно и планомерно, прикрывая эвакуацию, отходить в треугольник Томск – Тайга – Новониколаевск, где к середине декабря должны были сосредоточиться резервы; отсюда наша армия перейдет в наступление, чтобы сильным ударом отбросить силы большевиков на юг, отрезая их от железной дороги. В то же время предполагалось произвести основательную чистку тыла: секретными приказами был намечен одновременный арест и предание военно-полевому суду всех руководителей заговора в тылу, всех партийных эсеров в Томске, Красноярске, Иркутске и Владивостоке.

Были приняты резкие меры к привлечению всех здоровых офицеров и солдат в строй, для усиления фронта, а также для создания в тылу надежных воинских частей.

Чехам и их главарю Сыровому было заявлено, что если они не перестанут мешаться в русские дела и своевольничать, то русское командование готово идти на все, включительно до применения вооруженной силы. Одновременно командующему Забайкальским военным округом генералу атаману Семенову был послан шифрованной телеграммой приказ занять все тоннели на Кругобайкальской железной дороге, а в случае, если чехи не изменят своего беспардонного отношения, не прекратят безобразий, будут так же нагло рваться на восток и поддерживать эсеров, то приказывалось один из этих тоннелей взорвать. На такую крайнюю меру Верховный главнокомандующий пошел потому, что чаша терпения переполнилась: чехословацкие полки, пуская в ход оружие, продолжали отнимать все паровозы, задерживали все поезда; в своем стремлении удрать к Тихому океану они оставляли на страшные муки и смерть тысячи русских раненых, больных, женщин и детей. А Жанен и Ян Сыровый занимались легкими уговорами этого бесславного воинства развращенных, откормленных чешских легионеров и на все требования русских властей отвечали уклончивыми канцелярскими отписками.

Следующим важным мероприятием было возложение охраны на местах и мобилизационных функций на само население, главным образом на крестьянство, под руководством и наблюдением военных властей. Выяснилось совершенно определенно, что крестьяне Сибири, в большинстве своем, искренно желают оказать верховному правителю всякую поддержку, что они стоят непримиримо против большевиков и других социалистов, стремятся только к одному: не пустить к себе красных, уничтожить все шайки внутри областей, а затем вернуться к прежней русской спокойной жизни. Целый ряд депутаций из самых разнообразных углов Западной и Средней Сибири, от горожан, крестьян и инородцев, множество телеграмм выражали горячую решимость поддержать верховного правителя и армию. Крестьянская масса здесь была настроена не только в тон Белому движению, но еще определеннее, правее его официального курса: крестьяне ждали и верили, что будет открыто поднят настоящий национальный стяг, громко будет провозглашен исконный русский лозунг: «За веру, царя и Отечество».

Но теперь, когда силою непреодолимой логики событий подошли к правильному и единственному решению, обнаружилось, что слишком много было потеряно времени, – еще раз и так полно подтвердилась истина, что «потеря времени смерти невозвратной подобна есть».

Будь все эти меры проведены тремя-четырьмя месяцами раньше, когда мы были сильны на фронте, а вся вражеская нечисть не успела еще опериться и не сплотилась, – нам удалось бы сравнительно легко ликвидировать ее, русское национальное дело было бы спасено. К концу же ноября мы имели против себя уже окрепшую вражескую организацию, упорство и уверенность руководителей (семитов по преимуществу) эсеровско-союзнического комплота. Они сумели всюду втереться сами или впустить своих агентов, которых в то неустановившееся время они вербовали всюду.