Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс - Наталья Андреева

– Доктор со стервой? А кто их разберет! Да и что мне за дело! Я знать хочу: что ж, ты хозяину все расскажешь? И куда мне?

– Не знаю, – честно сказала Жанна. – Хотите – сами признайтесь Сергею Васильевичу. Мой вам совет.

– Капелек бы мне, – прошептала Александра Антоновна.

– Да хватит уже разыгрывать сердечный приступ! Не пройдет! Нет у вас сердца. Чтобы сегодня же сами все рассказали.

И Жанна, развернувшись, направилась в кухню. Александра Антоновна, не шевелясь, сидела на диване…

…Все разрешилось в тот же вечер. И весьма неожиданно. Сабуров вернулся, и они сели за стол ужинать. Александра Антоновна суетилась не к месту, а Жанна смотрела на нее выжидающе: ну, когда? В этот момент в кухню заглянул Сережа-младший и крикнул:

– Отец, к дому какая-то машина подъехала!

– Что за машина? – удивился Сабуров. – Мы никого не ждем.

И все вышли в холл, приникнув к окнам. Меж тем у дома происходило следующее. Подъехавшая машина была канареечного цвета и с шашечками на крыше: такси. Из него вышла крепенькая полная бабулька невысокого роста, прошла в калитку, поправила сбившуюся шерстяную шаль и по-хозяйски стала отпирать ворота. Сабуров вздрогнул:

– Теща!

И тут же выскочил на крыльцо. Жанна следом. Бабулька махнула рукой, велев таксисту подогнать машину к самому крыльцу. Потом грозно насупила брови, дождалась, пока Сабуров спустится к ней, и крепко притиснула его к своей груди:

– Ну, здравствуй, зятек! Деньги-то есть этому заплатить? – кивнула она на вышедшего из такси молодого парня в черной кожаной куртке. – Не обнищали еще? А то в узелок полезу!

И она начала расстегивать пуговицы старинного плюшевого жакета. Сабуров тут же метнулся в дом за деньгами. Бабулька, не моргая, уставилась на Жанну:

– Ты, что ли, девка, письмо мне писала? А ну показывай, где там у вас эта самозванка? – И шоферу: – А ты, милок, постой покамест тут. Ожидай, пока отмашку не дам.

Все произошло в считаные минуты. Когда бабулька прошла в кухню к Александре Антоновне, там раздалось такое, что Жанна невольно заткнула уши. С народным фольклором у тещи Сабурова все оказалось в полном порядке. В ее поселке иначе не выражались. Судя по тому, что Сабуров в кухню и не заглянул, он в свое время наслушался достаточно и предпочел не вмешиваться. Особенно когда теща вошла в раж. А ругалась она так заковыристо и так забористо, что Жанна, тоже не на Парнасе родившаяся, невольно залилась краской.

Они не успели опомниться, как из дома стали вылетать вещи мнимой Александры Антоновны. Водитель стоял у крыльца раскрыв рот и смотрел, как прямо перед ним плюхнулся на землю чемоданчик, потом синее болоньевое пальто, потом полетели сумки, кофты, юбки… А под занавес Матрена Архиповна вытолкнула в спину саму мнимую родственницу:

– Вон!

И, спихнув ее с крыльца, прибавила такое, что покраснел и парень в кожаной куртке. Заметив это, Матрена Архиповна насупилась:

– Али не слыхал? Ишь, смотрит! Вези-ка ты прочь, милок, эту…

И полезла за пазуху, в узелок. Выскочившему на крыльцо Сабурову отрезала:

– За нее сама расплачусь. И – цыц!

Когда перепуганную Александру Антоновну увез таксист, бабулька воинственно поправила шерстяную шаль на голове и с удовлетворением сказала:

– Вот так-то. Интеллигенция, так вашу разэтак…

Жанна чуть не расхохоталась. И верно! Почему-то за Александру Антоновну было стыдно ей самой. И Сабуров мялся бы и искал для нее оправданий. А Матрена Архиповна и слушать ничего не стала. Выкинув мнимую родственницу из дома, перевела дух:

– С этим разобралась. А внуки-то мои где?

Эля пока пряталась наверху, наблюдая с площадки второго этажа за скандалом, Сережа хихикал, свесившись с перил. Сабуров понемногу приходил в себя:

– А как же ваша живность, мама? Корова, поросеночек?

– Издох, – коротко ответила Матрена Архиповна. – Издох Гитлер. Боров мой, зверюга ненасытная. Корову со двора свели. А курей я сама порезала. Глаза подводить стали. А боров этот все под коленки норовил меня рылом ткнуть, чертяка. Чистый фашист. Поначалу-то Митькой был, а потом я уж его Гитлером кликать стала. Ткнулась так-то носом в землю два раза, да и поняла, что силы нынче не те. В прежние времена я бы его по рылу, по рылу… Так что, Сергей Васильевич, принимай.

И она низко, в пояс, поклонилась зятю:

– Поживу пока, а там посмотрим. Как няньку новую себе найдешь, так и съеду. Да и огород скоро сажать надо. Снег-то не сегодня завтра с полей сойдет. А недельки две поживу.

И Матрена Архиповна первой прошла в дом. В гостиной глянула наверх, отыскивая внучку, увидев, поманила пальцем:

– А ну-ка! Иди сюда! И ты, Сергей, спускайся! Обними бабку-то! Распустил вас отец! Ох, и распустил!

Жанна поняла, что в доме теперь будет порядок. Внукам своим Матрена Архиповна спуску не даст, не тот характер. А здоровью ее и молодой позавидует. Волосы у семидесятилетней Матрены Архиповны были черные, курчавые, с легкой сединой, а брови соболиные. Руки жилистые, сильные.

В тот же вечер, сидя за ужином, Сабуров пожаловался теще:

– Объявление надо бы дать.

– Какое такое объявление? – поджала губы Матрена Архиповна.

– «Требуется помощница по хозяйству…»

– А это кто? – спросила бабулька, кивнув на Жанну.

– Это? – на минуту задумался Сабуров. И тут же поспешил соврать: – Это моя дальняя родственница. Живет здесь, работает в Москве. У нее отца нет, а мать живет в деревне.

– В деревне, значит? – подозрительно посмотрела на Жанну Матрена Архиповна. Та смущенно уткнулась в тарелку. – Ну-ну, зятек… И к чему было строить этакие хоромы? И Марии я говорила, но она мне всю жизнь перечила. Да ты знаешь. Имя чудное какое-то взяла. Нерусское. Господь от нее и отказался.

– А чем Сабина, то есть Мария, была больна? – спросила вдруг Жанна.

Матрена Архиповна сдвинула брови, а Сабуров поспешно сказал:

– Да с чего ты взяла? Глупости это! Помоги лучше комнату приготовить. Хотите на первом или на втором этаже, мама?

– Все одно. Вы-то, чай, в одной постели спите? Вот меня куда подале.

Жанна чуть тарелку не уронила. Подумать такое про нее и про Сабурова! А тот откровенно возмутился:

– Как вам, мама, не стыдно! Она же девочка еще! На двадцать лет меня моложе!

– А вас, кобелей, не поймешь. Недаром говорят: седина в бороду – бес в ребро.

Жанна выскочила из кухни, услышав уже из гостиной, как Сабуров начал что-то возмущенно выговаривать своей теще…

…Нет, эта бабка нечто! Здоровая, как конь, и редкостная матерщинница! Неубранную постель и грязные чашки на столе Матрена Архиповна примечала тут же. И выговаривала не Жанне, а своей внучке Эле: