Дикий горный тимьян - Розамунда Пилчер

После мягкого сухого песка дюн пляж под ногами казался очень плоским и твердым. Они побежали, чтобы согреться. Чем ближе к морю, тем чаще попадались неглубокие лужи, питаемые каким-то таинственным источником. В них отражалось яркое небо, а кругом валялось несметное количество раковин. Виктория подняла одну, потом другую — они были крупные и, главное, совершенно целые.

— До чего же хороши! Я еще никогда не видела таких раковин. Почему они не разбиты и не попорчены?

— Думаю, потому что берег песчаный и песок мелкий.

Он тоже стал рассматривать раковины, радуясь, что они отвлекают Викторию от неприятных мыслей. Он нашел скелет морской звезды и хрупкую, превратившуюся в окаменелость клешню миниатюрного краба.

— А это что? — спросила она.

Он осмотрел раковину.

— Это песчаная мактра. А вон та голубая — съедобная мидия.

— А эта? Она очень похожа на ноготь на ножке ребенка.

— Она называется «клин».

— Откуда ты все это знаешь?

— Я часто приходил сюда собирать раковины, когда был мальчишкой, а Родди дал мне книгу, чтобы я учился различать их.

Дальше они шли молча и, наконец, оказались у моря. Они стояли, подставив лица ветру, и смотрели, как набегает на берег прибой. Волны поднимались, закручивались и разбивались, с шумом разливаясь по песку, и вода цвета аквамарина была чистая и прозрачная.

Эта раковина лежала на песке, там, где во время отлива до нее не могла дотянуться волна. Джон нагнулся, поднял ее и положил, мокрую и блестящую, на ладонь Виктории. Она была кораллового цвета с ребрами, расходящимися, как солнечные лучи, полукруглая по форме, так что, если бы сложить ее со второй половинкой, получился бы шар размером приблизительно с теннисный мяч.

— Вот это находка, — сказал он.

Виктория стояла с открытым ртом.

— Что это?

— Это малый гребешок, и какой же он крупный.

— Я думала, такие раковины находят только в Вест-Индии.

— А теперь ты знаешь, что они встречаются и в Шотландии.

Она отодвинула ладонь от себя на некоторое расстояние, любуясь формой раковины и получая удовольствие просто от прикосновения к ее поверхности.

— Я сохраню ее навсегда. Как украшение.

— А может, как сувенир.

Виктория посмотрела на него, и он увидел, как пробивается ее первая улыбка.

— Да. Возможно, и как сувенир.

Они повернулись спиной к морю и отправились в долгий обратный путь. Песчаный пляж казался бесконечным, а дюны маячили где-то далеко-далеко. К тому времени, как они добрались до крутого песчаного обрыва, с которого так легко спустились вниз, Виктория начала выдыхаться, и Джону пришлось взять ее за руку и тащить вверх по склону, увязая в песке и соскальзывая вниз. На полпути к верхнему краю обрыва она вдруг стала смеяться, а когда они, наконец, добрались до верха, то оба совсем запыхались. Не сговариваясь, они повалились без сил в защищенную от ветра впадину, где песок был покрыт густой жесткой травой и пучки сухой травы задерживали самые сильные порывы ветра.

Здесь даже ощущалось тепло солнечных лучей. Джон лег на спину и подставил солнцу свою толстую темную замшевую куртку. Виктория сидела, уткнувшись подбородком в колени, все еще любуясь своей раковиной. Ее волосы рассыпались по плечам, благодаря огромному воротнику свитера она казалась еще более худой и хрупкой, чем на самом деле.

Немного помолчав, она сказала:

— Может быть, мне не стоит оставлять ее себе, а лучше отдать Томасу.

— Томас не оценит.

— Оценит, когда станет старше.

— Ты любишь Томаса, да? Несмотря на то что он не твой ребенок?

— Да.

— Хочешь, поговорим об этом?

— Я не знаю, с чего начать. Да и вряд ли ты поймешь меня.

— А ты попробуй.

— Ну, что ж… — она глубоко вздохнула. — Арчеры — дедушка и бабушка Томаса.

— Я так и понял.

— Они живут в Гэмпшире. Оливер, возвращаясь из Бристоля, проезжал мимо Вудбриджа — это городок, где живут Арчеры…

Медленно, нерешительно, она рассказала, что знала, о похищении Томаса. Все время, пока длился рассказ, она сидела спиной к Джону, и он вынужден был слушать, глядя ей в затылок. И это ему совсем не нравилось.

— …в тот вечер, когда ты привез меня после приема у Фербернов и Томас громко плакал — именно в тот вечер они и приехали.

Он вспомнил тот вечер накануне его отлета в Бахрейн. Тёмное небо и сильный ветер, и небольшой дом на Пендлтон Мьюз. Виктория прячет лицо в воротник мехового пальто, в глазах у нее тревожное предчувствие и страх.

— …и всем троим поехать ненадолго отдохнуть. И так мы приехали в Бенхойл, потому что Оливер был знаком с Родди. Я уже рассказывала тебе.

— Я так понимаю, ты не работаешь, и тебя ничего в Лондоне не держит.

— Нет, я работаю. В магазине готового платья на Бошамп-Плейс, а Салли, у которой я работаю, все равно очень хотела, чтобы я взяла отпуск. Она отпустила меня на месяц и взяла временно себе в помощь девушку, пока я не вернусь на работу.

— А ты собираешься вернуться?

— Не знаю.

— Почему?

— Может быть, я останусь с Оливером.

Такой ответ заставил Джона замолчать. Он не мог взять в толк, как какая-нибудь девушка могла желать остаться с этим необузданным эгоистом. Несмотря на его самые благие намерения спокойно и беспристрастно оценить ситуацию, он чувствовал, что постепенно начинает злиться.

— Я понимала, как миссис Арчер, должно быть, беспокоится, и сказала Оливеру, что, по-моему, нужно ей написать, но он пришел в бешенство, не хотел, чтобы они знали, где мы. Но я все-таки послала ей письмо. Я объяснила ей, что Оливер запретил мне писать о Томасе, но, наверное, письмо попало в руки мистера Арчера.

Теперь, когда она благополучно добралась до конца своего повествования, Виктория, по-видимому, решила, что пришло время посмотреть Джону в глаза. Она повернулась к нему лицом, всем своим видом выражая полное доверие. Она сидела на песке, подобрав под себя ноги.

— Это он звонил во время обеда. Теперь ты понимаешь, почему Оливер так взбесился.

— Да. Думаю, что да. И при этом все равно считаю, что сцена была отвратительная.

— Но ты ведь понимаешь?

Было очевидно, как это для нее важно. Но Джону от того, что он понимал, легче не становилось. Самые худшие его подозрения подтвердились. Все стало на свои места, кусочки картинки-загадки сложены, и рисунок проявился. Один человек эгоистичен, другой — жаден. Когда между ними встала гордость, чувство обиды и даже злоба, никто ничего не выиграл, а пострадали невинные. Именно невинные. Роковое слово, но как иначе можно назвать Викторию и Томаса?