Ирка Хортица и компания - Илона Волынская

долгих гудков ему, наконец, ответили, в голосе его странно мешались уважительные и в то же время жестко-агрессивные интонации. – Вовкулака беспокоит… Да какой-какой, тот, что в ментовке… Ага-ага, я самый… Тут такое дело, что не худо бы вам ко мне подъехать. Боюсь, неприятности у нас: кто-то из ваших… туристов… – процедил, будто сплюнул он. – Женщину загрыз. Да не жестко, я еще мягко, «загрыз» – это такое дипломатичное определение «сожрал почти под чистую»! И вода морская вокруг. Откуда ж я знаю, может у него в организме дефицит девушек образовался? Во-во, точно не по телефону. Жду.

Некоторое время посидел, прислушиваясь к коротким гудкам в трубке и наконец пожал плечами:

– Одного не пойму, как же это я его совсем не почуял? Или водные драконы научились за собой следы вчистую замывать?

***

– Коваленко! Ты что себе позволяешь?! Ты же… голая!

– Гы-гы-гы! Коваленко – голая! – здоровенный, но при этом какой-то рыхлый и обрюзгший старшеклассник в расхрыстанной школьной форме дернул по коридору.

– Радченко! – крикнула ему вслед завуч и сожженные «химией» кудряшки на ее голове возмущенно затряслись. Но тот уже проломился сквозь толпу пятиклассников и с гоготом понесся дальше.

– Видишь, что ты натворила? – кудряшки снова запрыгали, учительница всем корпусом повернулась к возвышающейся над ней чуть не на голову старшеклассницей.

Та оторвала задумчиво-сумрачный взгляд от удирающего одноклассника и поглядела на покрасневшую от гнева учительницу:

– Мне нужно в медкабинет.

– Зачем это? – подозрительно прищурилась завуч.

– Проблемы с памятью. Совсем не помню, когда я на весь коридор кричала, что голая?

Лицо учительницы налилось багровым, так что резко проступили комочки зернистой пудры в морщинах вокруг глаз:

– Огрызаешься? Говорила я, не надо тебя в комсомол принимать! – она резко ткнула пальцем в приколотый на лямку черного школьного фартука комсомольский значок. – Позоришь значок! Посмотри, на какой разврат ты его нацепила?

Нагрудник, лямки и всю кромку туго утянутого в талию и завязанного пышным бантом фартука покрывала роскошная, тоже черная, но с легким вкраплением красного вышивка. Отчего фартук даже напоминал платья из до дыр затрепанного американского каталога, тайком ходившего по рукам в классе.

– Извините. Я, наверное, плохо учила Устав комсомольской организации. Никак не вспомню, каким пунктом там идет запрет комсомолкам вышивать? – с деланным смирением вздохнула девушка.

– Если твои вышивки на областную выставку отправили, так ты можешь учителям хамить? – взвилась завуч. – Вместо того, чтоб думать об учебе…

– Можно учиться лучше, чем на «отлично»? – изумленно распахнула глаза старшеклассница.

Завуч на миг споткнулась в своей обличительной речи. Это было совершенно невозможно и неправильно, но юная негодяйка с ее вызывающим поведением каким-то манером умудрялась учиться на пятерки, лишая гневные отповеди завуча самого главного аргумента.

– На тебе сережки! – завуч обличающее ткнула пальцем в прикрытые волосами крохотные золотые «гвоздики» в ушах. – Еще и явилась в школу в каком-то… мини!

– Какое же это мини, Любовь Владимировна? – обиделась старшеклассница. – Мини, это когда вот так… – она подхватила край едва прикрывающей колени форменной коричневой юбки и одним движением завернула его чуть ли не до самых бедер.

– Кова-а-аленко! – вопль завуч сорвался на ультразвук. – Если ты еще рассчитываешь на золотую медаль, забудь! Я костьми лягу, чтоб ты ее не получила! А если нашу школу снова посетит сам Леонид Ильич Брежнев? – завуч пафосным жестом указала на стенд, где на центральной фотографии учителя школы торжественно выстроились рядом с крупным бровастым человеком в увешенном наградами пиджаке, и как всегда испытала укол удовольствия, увидев собственное лицо у правого плеча генерального секретаря. – Ему смотреть на твои голые коленки?

– Зачем ему мои коленки? – удивленно вздернула брови девушка. – Он же старый.

Широко распахнутым ртом завуч схватила воздух – слова застряли в горле и не хотели выскальзывать наружу через спертое негодованием горло.

– С-с-старый? – первое слово вырвалось с сипением как из выдохшегося сифона с газировкой. – Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза… Ну все, Коваленко, ты доигралась! – завуч ухватила девчонку за рукав и поволокла за собой, пыхая, как перегруженный паровоз. – Сейчас же, немедленно, мать в школу… Это все ее антиобщественное поведение: тряпки, которыми она постоянно озабочена, люди, которые ходят к вам в дом – думаешь, в школе ничего не знают?

Завуч не могла видеть, каким недобрым огнем блеснули глаза девушки:

– Моя мама – портниха!

– Портнихи на фабрике, а твоя мама потакает мещанским вкусам тех, кто фактически, ведет антисоветский образ жизни! Вот пусть увидит, к чему это все привело и кого она воспитала! – завуч пронеслась мимо секретаря и вломилась в дверь с надписью «Директор». – Вот, полюбуйтесь, до чего дошло! Леонид Ильич Брежнев ей старый!

Сидящий за широким письменным столом мужчина в ошеломлении поднял голову:

– Какой Брежнев… То есть, при чем… Коваленко? Что случилось?

По щекам девчонки, враз, точно их включили, покатились крупные, как горох, слезы:

– Скажите… что это все неправда, Виктор Сергеевич! Про… Леонида Ильича! –взмолилась она. – Что он… будет… на мои коленки смотреть! – щеки девушки вспыхнули, а слезы побежали быстрее.

– Брежнев? Оксана, что за чушь?

– Любовь Владимировна сказала… что будет. – потупившись, пролепетала девушка. – А еще, что лишит меня медали. Виктор Сергеевич, пожалуйста, не заставляйте меня! – все остальное слилось в неразборчивое бормотание.

– Да как ты смеешь! – отмерла наконец застывшая с приоткрытым ртом завуч. – Когда сам Леонид Ильич…

– Любовь Владимировна! – лицо директора окаменело, а голос стал скрежещущим как несмазанный механизм. – Коваленко… Сейчас же ступай на урок. Завтра приходи в колготках, чтобы твои коленки больше не интересовали… никого! А вы, Любовь Владимировна, останьтесь.

– Она отказалась выполнять требования учителя… – распаляясь, начала завуч, а старшеклассница немедленно взвыла в истерике, тряся головой и как заведенная повторяя:

– Я не могу… не могу… не заставляйте!

– Марш отсюда, я сказал! – рявкнул директор, и уже вылетая за дверь, девушка услышала громовой рев. – Любовь Владимировна, вы с ума сошли?

– Я? Девчонка совершенно распущенной растет! Не удивительно, мамаша ее без мужа родила…

– А почему вы… – голос директора стал настолько страшным, что завуч, чуть слышно пискнув, замолчала. – …вдруг заинтересовались ее распущенностью, да еще в связи с… генеральным секретарем?

– Я? – растерянно повторила завуч. – Что вы такое говорите… вы поверили этой…

– Я своими ушами слышал! – кулак директора с грохотом впечатался в стол. – Про старого Брежнева, про… Вы соображаете, что несете?

– Коваленко! Сказали тебе на урок идти, вот и отправляйся! – цыкнула на Оксану секретарша. Оксана не сомневалась, что как только она выйдет, та приникнет к оббитой дерматином двери, чтоб не упустить ни слова. Но она только скосила на секретаршу несчастные заплаканные глаза, прерывисто