Дезертирство в Красной армии в годы Гражданской войны (по материалам Северо-Запада России) - Константин Викторович Левшин

Анализируя судебную деятельность комдезертир Петроградского военного округа за вторую половину августа 1919 г., С. П. Оликов сделал вывод, что те «увлеклись кабинетной работой и направлением дезертиров в штрафные части… такая работа не могла дать какого-то иного результата, кроме загрузки штрафных частей». По сравнению с Московским военным округом, несмотря на то что по Петроградскому военному округу добровольно явилось почти в восемь раз (3263) и задержано облавами в два раза меньше (2970), предано суду было чуть ли не в семь, а направлено в штрафные части почти в пять раз больше дезертиров (620 и 95 и 627 и 144 соответственно)[883]. Штрафные части были введены приказом РВСР № 997 от 3 июня 1919 г. Для красноармейцев-заключенных вводился отличительный знак: черная полоса на левом рукаве. Пребывание в штрафчастях имело карательные и воспитательные цели, со штрафниками проводились занятия по военному обучению, политграмоте, шла работа по нарядам[884]. Успешность перевоспитания была относительной: часты были побеги, кражи.

После обработки и сравнения отчетов одной из петроградских РКД с 16 августа по 30 сентября 1919 г. с расчетами на основе данных Н. Н. Мовчина, С. П. Оликова, Н. А. Корнатовского становится очевидно, что характерным отличием работы Петроградской ГКД (которое, конечно, вытекает из специфики региона) была, во-первых, большая доля злостных дезертиров, а во-вторых – низкий уровень добровольной явки. Период этот не случайно взят нами: он относительно «нейтрален», а именно – не затрагивает время наступления на Петроград Северо-Западной армии и располагается между двумя амнистиями, повлекшими резкое увеличение доли добровольцев. В среднем по стране в 1919 г. процент злостных дезертиров составлял всего 6,8 %[885], в Петрограде картина совершенно иная – почти 39 %. Важнейший показатель, характеризующий тяжесть вины, – «предано суду» – за 1919 г. в Петрограде составил 29 %, по Новгородской губернии – 6,8 % против всего 5,5 % по стране[886]. Кроме того, по верному выводу Н. А. Корнатовского, «Петроград занимал видное место по количеству дезертиров, как наиболее населенный пункт округа и центр сосредоточения непомерно разросшихся тыловых учреждений и всякого рода запасных формирований»[887].

С февраля по декабрь 1919 г. по семи военным округам (учитывая данные задержанных на железных дорогах) мы имеем 1 761 104 извлеченных дезертиров[888], из которых более 51 % явились добровольно, в то время как по Петроградскому военному округу таковых всего около 40 %. С 16 августа по 30 сентября в РКД явилось 317 добровольцев, то есть всего 29 % от общей массы дезертиров. С 15 сентября по 15 октября по всему Петрограду явка составила 11 %, а по губернии – 28 % выявленных дезертиров[889]. Всего за осень ОКД насчитала 16 694 изъятых дезертира, из которых 41 % составили «добровольцы», в Петрограде эта доля почти вдвое ниже. По динамике численности добровольно явившихся видно, что более половины из них (55 %) явилось в ноябре – это прямой результат не только постановления ВЦИК от 4 ноября об амнистии дезертиров ко второй годовщине Октября, но и успешных боевых действий против войск Юденича[890]. Также необходимо отметить высокий процент ошибочно задержанных: их доля за вторую половину сентября составила 21,5 %[891].

Из задержанных по стране за июнь – декабрь 1919 г. полутора миллионов дезертиров злостными были признаны лишь 95 тыс., из которых 55 тыс. было направлено в штрафные части, 6 тыс. приговорено к лишению свободы (в т. ч. условно), к расстрелу – 4 тыс., из которых к большинству был применен условный расстрел[892]. В двухнедельном отчете Петроградской ГКД за первую половину января 1920 г. пойманные и добровольно сдавшиеся дезертиры были распределены следующим образом: в запасные части направлено 1776, в мобилизационный отдел – 299, на пополнение отрядов ВОХР – 47, в тыловое ополчение – 31, в штрафные части – 23, всего 11 человек были преданы суду, а 430 – вовсе освобождены[893]. Если в целом по стране доля «злостных» дезертиров в 1920 г. росла (как, кстати, и возраст беглецов) или оставалась примерно той же, что и в 1919 г., то в Петроградской губернии она составила: в первой половине марта – 7,6 % (в целом по Петроградскому военному округу – 12,7 %), в апреле – 5,7 %, в июне – 6,4 %[894]. Главным источником извлечения дезертиров, как видно из отчетов, были не облавы или добровольная сдача, а «другими способами или случайно».

В Приложении 5 помещена таблица, в которой отражена деятельность комдезертир Петроградской губернии осенью 1919 г. – в критический момент наступления на Петроград Северо-Западной армии генерала Н. Н. Юденича. В первую очередь обращает на себя внимание заметно большая доля дезертиров, арестованных непосредственно в Петрограде. Подготовка города к обороне и принятие соответствующих мер дало о себе знать и в выявлении только за октябрь почти четырех тысяч дезертиров! Резкое падение роли «добровольцев» в общей дезертирской массе вполне прогнозируемо пришлось на период отступлений и неудач Красной армии и, соответственно, резко увеличивается в ноябре 1919 г. Победа под Петроградом и подтверждение основательности и силы большевистской власти, возвращение разбежавшихся красноармейцев внесло свой вклад. Подробнее рассмотрим сводку Петроградской ГКД, составленную на основе докладов уездных и районных комиссий за 24–30 ноября 1919 г. Из 160 дезертиров, зарегистрированных Лужской УКД, лишь один (!) был задержан, а остальные 159 явились добровольно. Столь же контрастна картина по Новоладожскому уезду: один задержанный на 245 «добровольцев». А ведь эти уезды губернии были в числе наиболее сложных в отношении дезертиров. Из указанной сводки видно, что во всех уездах, кроме Петроградского, доля добровольно явившихся была выше, а в целом по губернии она составила 76 %[895].

Интересно отметить, что, призывая к максимально полному извлечению из тыла дезертиров и пополнению ими рядов Красной армии, телеграмма от 13 января 1921 г. оговаривала: в случае превышения количества выловленных дезертиров пропускной способности пересыльных пунктов и запасных частей, «даже дезертиров младших возрастов брать только на учет [в] порядке приказа всероглавштаба [№] 132 [и] подвергать имущественному взысканию»[896]. Смысл оговорки понятен, ведь чрезвычайная скученность пойманных и сдавшихся дезертиров, их слабая охрана и неудовлетворительное снабжение давали массу поводов для новых побегов, что превращало единожды оступившихся в рецидивистов, затрудняло легализацию дезертиров и в целом переход страны к мирной жизни.

«Инструкция Народным Судам о порядке производства дел о дезертирах, их укрывателях, пособниках и попустителях» от 2 февраля 1921 г. отводила роль основной меры наказания имущественным взысканиям: штрафы, частичные и полные конфискации. Основание такого выбора логично вытекало из всего опыта предыдущей борьбы: «…эта мера, обладая значительной чувствительностью, в то же время не сопровождается изъятием осужденного из строя»[897]. Кроме того, дезертиры по-прежнему приговаривались к принудительным общественным работам, направлением в штрафную часть на срок до