Кодекс калибра .45 - Виктор Тюрин

– Значит, ты, ублюдок, удовольствие от этого получаешь? Ну, ты и дерьмо, старик!

Некоторое время мы молчали, ломая друг друга взглядами, потом он как-то сразу обмяк и отвел взгляд. С минуту смотрел на черное дерево стола, а потом вдруг спросил:

– Камни… Их действительно много?

– Много. Очень много! Ты за свою жизнь столько не видел!

– А-А-А!!

Алчность, злоба, разочарование – все смешалось в его крике. Сейчас его сморщенная физиономия и оскаленные в дикой злобе черные обломки зубов, делали его похожим на старую крысу, у которой отобрали лакомый кусок. Я засмеялся, глядя, как его ломает в бессильной ярости, потом спрятал пистолет в наплечную кобуру и, наклонившись, навис над ним. Он откинулся на спинку. Его движение было вполне естественным, но это только мне так казалось, потому что уже в следующее мгновение он резко качнулся вперед, а в молниеносно выброшенной вперед руке блеснуло лезвие ножа, направленное мне в горло. Я успел отшатнуться, но лезвие, заточенное до бритвенной остроты, успело пропороть пиджак, отдавшись резкой болью в груди. Вскрикнув не столько от боли, сколько от неожиданности, я сделал шаг назад.

– Они никому не достанутся!! Убью!! Потроха выпущу!!

Не помня себя от бешеной злобы, Одноглазый обогнул стол и бросился на меня. Разные чувства проходили сквозь меня: ярость, брезгливость, злость, но только сейчас я почувствовал холодное, остро отточенное желание убить. Уйдя от удара ножа, я ударил его в челюсть. Сначала раздался хруст, затем – хриплый сдавленный вопль. Старик полетел на пол. Нож, вылетевший из руки, скользнул по ворсу ковра. Я медленно подошел к нему. С минуту всматривался в мутные от боли, ничего не видящие глаза, а затем с силой ударил ногой по ребрам. Новая резкая боль привела старого вора в чувство. Чуть наклонившись к нему, спросил:

– Ну что, тварь, умирать будем или немного помучаемся?

– Ты бы, сучонок, видел, как твой Антиквар визжал от боли! Он…

Он пытался сделать мне больно, но преуспел в другом – неуправляемая волна ярости захлестнула меня с ног до головы. Я сгреб за лацканы пиджака тщедушное тело, вздернул вверх, а затем швырнул его изо всей силы. В своей слепой ярости я даже не видел, куда бросал, но звон разбитого стекла и дикий крик боли сняли шоры гнева с моих глаз, и я с некоторой оторопью увидел, как на острых, зазубренных осколках стекла и дерева, торчащих из сломанной рамы, корчится в предсмертных судорогах старый головорез. На пол, пузырясь, хлынула кровь. Резко отвернувшись от этой отвратительной картины, я встретился взглядом с ирландцем. Мюррей сразу понял, что я чувствую.

– Брось, Дик! Считай, что прихлопнул таракана не башмаком, а рукой!

Ярость, бурлившая в моих жилах, куда-то испарилась, и я почувствовал себя столетним старцем. Наступал откат – моральная и физическая усталость после сильнейшего всплеска эмоций. Полыхнула огнем ножевая рана на груди.

– Что с этим будем делать? – и Мюррей ткнул стволом пистолета в сторону Левши.

– С этим? – мой взгляд остановился на уголовнике. – Кончать.

– Я знаю!! Я скажу, если оставите мне жизнь! Одноглазый был не один!

– Ты это об адвокате? – криво усмехнулся я.

– Откуда… ты знаешь?!

Джеймс вскинул руку и нажал на курок. Голова Левши дернулась и медленно завалилась на бок, открывая безобразное красно – серое пятно на светлых обоях. Мы вышли на улицу.

– Где ты поставил машину?

– Сразу за углом. Как я сыграл роль таксиста?

– Неплохо. Может тебе начать подрабатывать таким образом?

– Нет! Мне больше нравится стрелять, чем сидеть за баранкой.

Завернули за угол. Такси стояло на своем месте.

– Тебе куда?

– Добрось до клуба. У меня там машина.

– Хорошо.

Ехали всю дорогу, молча. Только когда я выходил, то сказал: – Спасибо, Джеймс.

– Не надо меня благодарить. Просто следующий раз дай мне всласть пострелять.

– Как насчет мерзкого, жирного адвоката?

– Ты умеешь делать дорогие подарки, Дик. Ненавижу эту братию с тех пор как разводился с женой.

Добравшись до своего «Кадиллака», я сел и с минуту смотрел на улицу, залитую светом фонарей. Как я устал. Сидеть бы так вечность, закрывшись от всех, никого не видя, и чтобы меня никто не видел. До смерти захотелось домой, в свое время. По улице шли нарядно одетые люди, разговаривая и смеясь, а мне они казались серыми, безликими и плоскими фигурами. Я и сам превратился… Стоп! Не раскисать! Поддаться своим чувствам – значит сдаться, отдать себя на растерзание этому жестокому и паршивому миру.

– Хватит ныть! – процедил я сквозь зубы, обращаясь к самому себе. – Жизнь продолжается! Улыбнись, парень!

Я взялся за руль и улыбнулся, затем посмотрел на себя в зеркало. Лучше бы я этого не делал! Наверно, самый отпетый убийца при виде моей улыбки постарался бы убраться с моей дороги как можно быстрее.

Утром я позвонил Квентину Дэнхому, ирландцу, владевшему похоронным бюро. Тот перенаправил меня к своему двоюродному брату Патрику, который работал у него управляющим. Когда я приехал, тот встретил меня с распростертыми объятиями. После того, как мы все обсудили, он неожиданно спросил: – Дик, кем тебе покойный приходится?

Я помолчал, раздумывая. Раньше я знал его как хорошего человека, с которым приятно проводить время, но после откровений в его письме… В моей памяти еще было свежо предательство Джека Грубера.

– Я его почти не знал, – помолчав, добавил. – Просто, кроме меня его некому хоронить.

Тот некоторое время смотрел на меня, ожидая продолжения, а когда понял, что его не будет, сказал: – Все будет хорошо, Дик. Похороним по высшему разряду!

– Спасибо, Патрик!

Выйдя, я несколько минут обдумывал, что делать: заняться своими делами или разом завершить все, связанное с наследством.

«Раз начал, закончу».

Антикварную лавку я нашел быстро, но так как она находилась в здании, стоявшем на оживленном перекрестке, то мне пришлось отогнать машину дальше, а затем вернуться обратно пешком. Судя по чистым тротуарам и блестевшим на солнце витринам магазинов, было ясно, что это квартал людей со средним достатком. Еще издали я увидел топчущегося у антикварного магазина мальчишку. Подойдя к нему, остановился. Это был плотно сбитый паренек, лет четырнадцати – пятнадцати, с грустными, как у потерявшегося щенка, глазами. В них читался вопрос: что надо, мистер?

– Привет, парень!

– Здравствуйте, мистер! – не слишком бодро ответил тот на мое приветствие. – Вы покупатель?

– А ты продавец? – вопросом на вопрос ответил я.

– Э… Был продавцом, пока хозяин был жив. Теперь даже не знаю…