Западня - Анна Малышева

— И мы быстренько заехали к ней, но домой она зашла одна, — сообщила Наташа. — Однако дом я помню хорошо. Девятиэтажка из серого кирпича, рядом базарчик, а на первом этаже продуктовый магазин. Я даже название его помню — «Диана».

Милена с грохотом уронила на сцепу коробочку с гримом. На нее с раздражением обернулись, но никто не отругал девочку, несмотря на то что грим был общественный. Когда приближалась премьера, Ирина закупила для общего пользования несколько коробок. У многих ребят просто не было средств, чтобы купить себе отдельный грим.

В конце концов сообща приняли решение — Лида весь вечер будет звонить Ирине Сергеевне. Если трубку по-прежнему никто не возьмет, на другой день составят небольшую делегацию во главе с Наташей и отправятся на дом к режиссерше. Ничего страшного, что они не знают номера квартиры — спросят во дворе. Ирина слишком заметна, чтобы о ней там никто не слышал.

Декорации были убраны, актеры расходились. Настроение у всех было подавленное — и публика расстроила, и отсутствие Ирины веселья не прибавляло. Наташа уходила одной из последних. Она еще немного постояла на крыльце с Оксаной. Девушки поболтали, греясь на мягком, уже вечернем солнце, Оксана показала приятельнице новую помаду. Эта маленькая, самая маленькая в театре девушка больше всех следила за своей внешностью. Она не пользовалась дешевым гримом, предпочитая изводить для каждого представления горы собственной, весьма дорогой косметики.

— Интересно, Ирина одна жила? — спросила Оксана, завинчивая тюбик помады и пряча его в сумочку. — Она никогда не говорила о своей семье. Ты как считаешь — у нее был приятель?

— Вряд ли. Что-то мне в это не верится. Жалко ее все-таки. Какая-то она несчастная, правда?

Оксана согласилась, что Ирину можно только пожалеть. Увидела приближающийся автобус и, махнув рукой, помчалась к остановке. Наташа огляделась по сторонам, несмело закурила. Она начала курить недавно и боялась, что ее увидит с сигаретой кто-нибудь из знакомых. Скажут родителям, а те… Такой скандал устроят, что с театром придется попрощаться!

— Ты домой? — услышала она у себя за спиной и резко обернулась. На ступенях кинотеатра стояла Милена.

— Допустим, — сухо ответила Наташа. Она не была расположена общаться с этой девчонкой. Пусть сперва научится, как себя вести! Но в поведении девочки произошла странная перемена. Она больше не смотрела волком, не дергала плечом, не грубила. Она как будто даже заискивала.

— Ты где живешь? — спросила Милена. Наташа ответила, что возле метро «Щелковская». Она направилась к перекрестку, давая понять, что разговор окончен, но девочка увязалась за ней.

— Олю похоронили неделю назад, — заговорила она, и Наташа невольно замедлила шаг. — Родители так переживают… Но им-то легче. Их все-таки двое. А я теперь одна.

— Но ты ведь живешь с ними? — удивилась Наташа.

— Да, ну и что? Они со мной почти не говорят. Мама на работе, у отца ученики, я весь день его не вижу. Ау нас с Олей была одна комната. Знаешь, как страшно там засыпать? Мне все кажется, что она лежит в своей постели.

Постоянно включаю свет. Почти не сплю…

Наташа остановилась. Она больше не сердилась на эту странную, то замкнутую, то чересчур откровенную девочку. Не могла сердиться.

— Слушай, а почему ты пришла к нам в театр? — поинтересовалась она. — Наверное, тебе тяжело? Ведь Оля здесь занималась. Я бы так не смогла!

— Да нет, нормально… — протянула Милена.

— А твои родители не возражают против театра? Ведь Оля сюда не ходила, обманывала их… Они не боятся, что ты тоже…

— Нет! — оборвала ее Милена, и Наташа снова напоролась на прежний ледяной взгляд. Девушка в замешательстве заглянула в свою сумку, нащупала проездной.

Остановка, с которой отходил ее троллейбус, была уже близко.

— Послушай, — сдержанно сказала она. — Почему ты за мной идешь? Если тебе неприятно со мной разговаривать — иди домой, я ведь тебя не держу.

Милена слегка задохнулась, хотя шли они медленно, запыхаться она не могла. Девочка явно волновалась, Наташа видела это. Но почему? Сама грубит и сама же переживает за свою грубость? «Неужели я была такой в четырнадцать лет? — мельком подумала Наташа. — Какой ужас! С ней просто невозможно разговаривать…» Наконец Милена выдавила:

— Я хотела с тобой поговорить. Об Оле.

— Ну, говори, — согласилась девушка. Она заметила подъезжающий к остановке троллейбус и бросила:

— Только мне уже пора. Как-нибудь потом поговорим.

И только в троллейбусе, усевшись на заднее сиденье, она обнаружила, что Милена последовала за ней. Только вошла через переднюю дверь. Некоторое время девочка делала вид, что не замечает Наташу. Но вскоре их взгляды встретились. Так они проехали несколько остановок — в разных концах салона, не обменявшись ни словом, ни кивком, только изредка встречаясь взглядами. Наташе было уже не по себе. Она так и сяк прикидывала, почему эта девчонка к ней привязалась. Хочет поговорить о сестре?

Но она же сама то и дело ее обрывает, не дает задать вопроса, сочувствие ей, кажется, совсем не нужно… Наконец Наташа не выдержала и сошла на очередной остановке, хотя до дома было еще далеко. Она надеялась, что Милена уедет дальше, но та успела выскочить. Девчонка стояла, ничуть не скрываясь, придерживая спадающий с плеча рюкзачок и с вызовом смотрела на нее. Наташа не выдержала и подошла:

— Ну, что тебе от меня надо? Поговорить? Говори!

— А тебе что — не терпится? — спросила та. Она говорила резко, но Наташа заметила, что девчонку сотрясает мелкая дрожь. Вечер был жаркий, и, конечно, Милена дрожала не от холода. «Психованная», — решила Наташа.

— Мне не терпится узнать, почему ты мне грубишь, — как можно спокойнее сказала она, все время повторяя про себя: «Я старше, надо держаться спокойно, это всего лишь девчонка, противная девчонка, ей хочется вывести меня из равновесия, она почему-то на меня злится…» Она увидела, как Милена сжимает кулаки. Однако дрожать девочка перестала.

— Значит, ты дружила с Ольгой? — сдавленно спросила она. — Ты же всем говоришь, что дружила!

— Ну, предположим, — ответила Наташа. — И поэтому ты ко мне цепляешься?

— Ты все врешь! — с ненавистью произнесла девочка. — Ты ее просто использовала! Теперь я тебя вычислила! Если вы попробуете опять ко мне приставать — я пойду в милицию! Мне все равно, я готова и в колонию… Только вы тоже сядете в тюрьму! Теперь я знаю, что это ты! Наташа онемела. Она слышала каждое слово, но не понимала ни одного.

— Что ты плетешь? — наконец опомнилась она. — Какая колония? Да ты с ума сошла? Что я тебе сделала…

И вдруг Милена зажмурилась и, не открывая глаз, с размаху ударила Наташу кулаком в плечо. Удар получился сильный — девчонка была крупной для своих лет. Наташа отшатнулась, в растерянности отступила. Ей даже в голову не пришло обороняться, она была слишком растеряна.