Тьма - Джеймс Герберт

Бензин хлынул на голову и плечи Джорджа. Олуэн закричала. Ее отец пытался пролезть вперед и схватить пистолет, но струя направилась в его сторону, и старик упал, захлебываясь бензином, попавшим в его разинутый рот. Закричала и мать Олуэн, понимая, что на заднем сиденье автомобиля с двумя дверцами они с мужем были в западне.

Когда вонючая жидкость плеснула на платье Олуэн, она завопила еще громче и попыталась открыть дверь, но ее рука соскользнула с мокрой металлической ручки.

Ее отец, отплевываясь от горючего, которое он проглотил, в ужасе наблюдал, как наконечник шланга мотается во все стороны, наполняя кабину машины ядовитыми парами и смертельной жидкостью. Джордж отбивался вслепую — нестерпимое жжение лишило его зрения. Олуэн пронзительно визжала, закрыв лицо руками и изо всех сил барабаня ногами по полу кабины. Ее мать пыталась спрятаться в щели между сиденьями. Внезапно поток бензина прекратился, и шланг исчез.

Через окно отец Олуэн видел только живот и руки того, кто держал шланг, но этого было достаточно, чтобы заметить, как он бросил шланг на землю и полез за чем-то в карман. Хью взвыл — показался коробок спичек, одна из них ярко вспыхнула и, описав дугу, полетела в машину.

Поджигатель стоял всего в нескольких шагах от «эскорта», кабина которого превратилась в жерло вулкана, и его лизнули языки пламени, мгновенно опалив лицо. Но он, казалось, не почувствовал боли и, нагнувшись к шлангу, подтянул к себе пистолет. Схватив его, он нажал на спусковой крючок.

Он обошел территорию станции, насколько позволяла длина шланга, обливая бензином все подряд и нисколько не беспокоясь, что промок насквозь. Затем вернулся к охваченному пламенем маленькому желтому автомобилю, из которого уже не доносились крики пассажиров, и направил туда струю горючего. Пламя перекинулось на него и быстро превратило кричащего человека в черный обуглившийся комок. Его собратья испугались жара и света и нырнули во тьму, которой тоже пришлось отступить, когда заправочная станция, осветив ночное небо гигантским огненным шаром, взлетела на воздух.

Тьма надвигалась. То была лишенная субстанции зловещая чернота, пронизанная незримой энергией; расползающаяся тень, существующая только за счет других теней; бесплотный паразит, присасывающийся к человеческому сознанию в поисках подавленных влечений родственной ему природы. Темные плотные существа внутри нее были оболочками тех мужчин и женщин, которыми она не просто овладела, но через которых проявлялась материально; тех мужчин и женщин, которые физически воплощали зло, которым она была; его земную мощь. Она обладала запахом, и пространство, которое она заполняла, пропитывалось какой-то неуловимой едкостью, похожей на тот горьковатый аромат, который человек сразу чувствует при ударе молнии. Даже на фоне ночи она темнела черным пятном.

Зарево пожара, завывание сирен и отдаленные крики остались позади, и Тьма наслаждалась чернотой, в которую она вползла, зондируя своими щупальцами расстилавшиеся перед ней тени и чувствуя, что где-то поблизости скрываются свежие силы, какой-то мощный источник энергии, до сих пор не использованный ей; какое-то сдерживаемое скопление порочных человеческих душ, являвшихся именно тем материалом, в котором она нуждалась.

Она скользнула через газон на мостовую, сторонясь оранжевого света уличных фонарей, огибая их, как поток, на пути которого выросли скалы. Призрачные человеческие оболочки двигались вместе с ней; некоторые падали — подобно механизму, лишенному смазки и топлива, ибо организм отказывался служить без пищи и воды. Одни умирали — им на смену приходили другие; смерть высвобождала темное начало, заложенное в каждом из них, и оно вливалось в общую массу, пополняя Тьму.

На пути выросла высокая длинная стена, и Тьма переплыла ее, оставив внизу беспомощных, внезапно оробевших мужчин и женщин, сопровождавших ее. Она устремилась на спящих обитателей Уондзуортской тюрьмы, просачиваясь во все щели и набрасываясь на восприимчивые, нетерпеливые души, расслабленные дремой. Некоторые пытались сопротивляться. Но это продолжалось недолго.

Телефонный звонок пробудил Бишопа от глубокого сна. Как ни странно, но после смерти Линн две недели назад его навязчивый кошмар прекратился. Возможно, он был вытеснен пережитым наяву кошмаром в сумасшедшем доме, чуть не закончившимся для него трагически. Он сбросил одеяло и включил ночник. Будильник показывал начало третьего. Встревожившись, он вскочил с кровати и бегом спустился в прихожую.

— Бишоп? Это инспектор Пек.

— Что-нибудь случилось? — Сонливость окончательно слетела с Бишопа.

Голос Пека звучал настойчиво:

— У меня мало времени, поэтому просто выслушайте, что я скажу.

У Бишопа заныло под ложечкой.

— Немедленно заприте все двери, — продолжал Пек. — Проверьте окна — все ли закрыты.

— Что происходит, Пек?

— У вас есть комната, где можно запереться?

— Да, но...

— Вот и запритесь. И забаррикадируйте дверь.

— Черт возьми, что вы несете?

— Знаете, мне некогда объяснять. Могу только сказать, что в той части Лондона, где вы живете, творится что-то непонятное. Диспетчерская завалена срочными вызовами. Самая большая проблема — бунт в Уондзуортской тюрьме.

— Боже! Неужели они вырвутся на свободу?

— Похоже, уже вырвались. — На другом конце провода возникла небольшая пауза. — Кажется, в этом замешана часть охранников. В довершение ко всему, взлетел на воздух гараж...

— Пек, это имеет какое-нибудь отношение к делу Прижляка?

— Одному Богу известно. Если так, то некоторые из этих маньяков могут заявиться к вам. Поэтому я требую, чтобы вы как следует заперлись. Боюсь, что у меня маловато людей и я не смогу прислать вам охрану. Но, возможно, я ошибаюсь.

— Спасибо, что предупредили. Кьюлеку и Джессике вы сообщили?

— Их дом охраняет мой человек. Я передал по радио, чтобы он рассказал обо всем Кьюлеку. Я решил оставить его там, хотя на самом деле сейчас каждый человек на счету. Полицейского, который был приставлен к вам, к сожалению, пришлось отозвать — поэтому я вам и звоню. Если вы сделаете, как я сказал, все будет в порядке.

— Хорошо. Только скажите мне одну вещь. Вы поверили в теорию Кьюлека?

— А вы?

— Начинаю верить все больше и больше.

— Что ж, я, кажется, тоже. Но не понимаю ее. Однако никакого другого объяснения случившемуся у нас пока нет. Самое трудное — убедить в этом мое начальство. Ну, мне пора. Смотрите же, держитесь!

Трубку положили раньше, чем Бишоп успел ответить. Он быстро проверил, что входная дверь заперта на замок и на щеколду, и направился к черному ходу. Дверь кухни, выходившая в крошечный садик на заднем дворе, тоже была заперта. «Так, — подумал он, — теперь проверю окна». Но вместо этого решил сначала позвонить Джессике; даже под защитой полиции она, наверное, была страшно напугана. После смерти Линн он виделся с Джессикой всего два раза: она заходила к нему домой после трагедии в сумасшедшем доме, а затем через пару дней они встретились на совещании, которое собрали Пек и его начальство, включая комиссара. После этого Джессика его не беспокоила, и Бишоп был благодарен ей за понимание того, что ему необходимо время, чтобы справиться с потрясением, вызванным утратой Линн — на этот раз окончательной. Смерть жены вызывала у него не столько чувство вины, сколько гнев. Она, как казалось Бишопу, начала умирать много лет назад, и он почему-то знал, что от этой затянувшейся душевной болезни Линн никогда не избавится; но то, как свершилась ее смерть, будило в нем безотчетную ярость. Наряду со многими другими ею воспользовалась и начала управлять какая-то неведомая сила. Линн погибла страшной смертью, хотя и милосердно мгновенной, и Бишоп жаждал за нес отомстить. Если Прижляк каким-то непостижимым образом имеет к этому отношение, то он, Бишоп, найдет возможность нанести ответный удар. Он верил — непременно должна существовать какая-нибудь возможность.