Наследница - Екатерина Панова

ней, и она увидела его злые отчаянные глаза близко-близко.

Бересклет был к нему холоден, но справедлив, и когда Файон рассказал о клятве, милостиво пошел ему навстречу. Файон превзошёл брата и автоматически нарушил клятву, но, конечно, способ обойти ловушку был всегда. И высокомерный тотем Спиреи, лежавший под пятой Бересклета, сцепив зубы, принял младшим учеников сына Аквилегии. Судьба его была бы незавидна, но мастер Гербе приняла в ней недюжинное участие. Ее усилиями он поднялся до старшего ученика, после до приемного сына. Все, за что Файон платил болью и кровью, брат забирал из его рук бесплатно.

А после смерти главы тотема Спиреи, взял власть. Не без помощи Файона, но кто бы посмел его упрекнуть? Файон имел право на вмешательство, ибо кровные клятвы превосходили любые другие.

Мастер Файон, который был однажды хорошим братом, уже давно забыл о своей любви, но помнил о слове. И вёл своего младшего брата на невидимом поводке, как ручного хорька.

Тотем Аквилегии, ведомый заботой о своих ростках, подчинил одного брата другому и включил бесконечный круг насилия внутри семьи. Внутри всей Варды. Файон ненавидел и использовал Примула, Примул ненавидел Файона и использовал сына. Оба использовали Ясмин, а Ясмин ненавидела всех без исключения.

Круг насилия начатый человеческим эгоизмом. Даже не круг — чёрная дыра, захватывающая все новые и новые жертвы. Такой жертвой была и Ясмин. Но теперь, привитая сетью к древесному стволу, она не знала, кто запустил цепную реакцию бессмысленной бойни.

Это действительно был мастер Файон, которого росчерком крови сделали рабом собственного брата?

Глава 20

Файона отпустило минут через десять, если считать по московскому времени. По-вардовскому минуты считали не то в листах, не то в лепестках, и Ясмин так и не привыкла.

— Сейчас ты пойдёшь к Примулу, разорвёшь все договоренности с мастером Тихой волны и дашь новую клятву. Я буду рядом и продиктую, — Файон не глядя на неё, поправил плащ и медленно взялся переплетать растрепанные волосы в новый хвост. — Низа, иди к Примулу, пусть будет готов в ближайшую сотню лепестков.

Все-таки в лепестках. В смысле, время считается в лепестках. Но сколько минут значит сотня лепестков, Ясмин не помнила. Около часа?

Тело едва не звенело как натянутая струна. Голова ощущалось пустой и легкой.

— И не подумаю, — удивилась она логике Файона.

Не думает же он, что ее удалось разжалобить историей про тяжёлое прошлое? Удалось, конечно. Вот только сам Файон рассказала ей это по другой причине и не считал собственную жизнь такой уж сложной.

Все гораздо хуже. Он считал свою жизнь нормальной.

— Не волнуйся, — мастер Файон бросил на неё короткий взгляд и вернулся к плащу, у которого вывернулся ворот. — Я возьму тебя женой, а не рабыней без гражданства.

— К сожалению, — злобно вставила Ясмин.

Надо же, как позитивно влияет на мужчину другой мужчина. Она засмеялась и вдруг поняла, что дрожит. Мужчина, который заманил ее в самую страшную ловушку из всех возможных, спокойно предлагает ей брак. Словно маньяк, которому не удалось добить жертву, уговаривает ту скрепить узы в загсе. Сюрреализм в материальном воплощении.

Что-то не так с Вардой. С мастером Файоном. С ней самой.

Что-то не так со всем этим сверх ласковым миром.

— Дайте-ка подумать, — продолжила она сладким голосом, который делался сахарным всякий раз, когда Ясмин впадала в бешенство. — Такое заманчивое предложение. Я чувствую, что прямо сейчас соглашусь, только уточну кое-что.

— Что?

Потрясающая самоуверенность. Видимо, верит, что она согласится. Да, только платье отряхнет и побежит регистрироваться.

— Правильно ли я понимаю, что драгоценный мастер Файон надеялся взять меня приемным цветком в тотем Аквилегии в случае удачного стечения обстоятельств? Да, стечения обстоятельств. Не могу же я подумать, что вы вынудили тотем Таволги забрать у меня троих учеников накануне зачёта и поднять вопрос о моей профпригодности. Я бы была буквально прислугой, а вы бы мной помыкали и на совершенно законных основаниях калечили мне психику.

— Я планировал сломать тебе руку в качестве воспитательной меры, — любезно заметил Файон. — Так что не преувеличивай. В дальнейшем ты бы стала послушной, и мы бы продолжали хорошо ладить.

Ясмин все ещё стояла спиной в дерево, а сеть плавала вокруг неё, словно воздушный забор, запирающий ее наедине с мастером Файоном.

— О, наш брак делается все более привлекательным. Пообещайте сломать мне еще и ногу, тогда я точно соглашусь.

Ясмин истерически расхохоталась. Сеть плавала около руки, словно примериваясь, с какой руки начать дрессировку. Сломать девчонке руку, чтобы хорошо с ней ладить — слышала ли она что-то глупее?

Интересно, в тотеме Аквилегии ломали руку самому Файону? Ну, чтобы он согласился дать клятву. Может быть. Всплыла же у него в голове безотказная техника перелома, едва он встретил упрямого оппонента.

— К тому же, — безмятежно продолжил Файон, игнорируя ее хохот, — твои ученики перешли к мастеру Эгиру. Не стоит подозревать меня во всех происходящих с тобой несчастьях.

Он даже не старался казаться искренним. Смотрел на неё все тем же терпеливым взглядом кота, поджидающего маркированную мышь.

Верно. Не узнай Ясмин об этой ловушке, винила бы Эгира во всех несчастьях, а мастер Файон стал бы для неё спасителем. Лучше быть приемным и бесправным цветком чужого тотема, чем жить с заблокированным даром.

Особенно после оружия четвёртого порядка. Это даже не фантомные боль, а боль совершенно реальная, от которой ночами выворачивает внутренности. Именно поэтому в Варде так невысока преступность и нет тюрем. Зачем? Заблокируй дар и выпусти бывшего мастера на свободу, и месяца не пройдёт, как он повесится на собственном поясе. Максимум протянет полгода и умрет от болевого шока.

Если бы Абаль не рассказал ей об этом, Ясмин и дальше продолжала бы быть оставаться милой с Эгиром и мастером Файоном. Посчитала бы произошедшее за очередные козни мастеров, желающих принизить дар Бересклета. Теперь же с виду стандартная ситуация с переходом учеников от мастера к мастеру приобретала характер капкана. Выберешься живой, но с перебитыми ногами.

Осознавать это было невыносимо. Получается, Эгир понимал с самого начала, что обрекает Ясмин на безрадостное существование вне системы. Что либо она униженно станет приемным цветком, отдавая собственных детей на славу чужого тотема, либо умрет в течении месяца, не вынеся мучений. Неужели человеческая жизнь настолько ничтожна в справедливой законопослушной Варде?

— Верно, — усмехнулась Ясмин, ощущая собственный голос чужим и хриплым. — Для мастеров, блюдущих кодекс чести, виновным в моем падении оставался бы мастер Эгир и расчетливый тотем Таволги. А вы явились бы