Цареубийца. Маузер Ермакова - Юрий Жук

Наша молодежь в годы гражданской войны играла исключительную роль. Приведу один пример: в окрестности бывшего Екатеринбурга, под моим командованием 200 с лишним комсомольцев несли большую ответственную работу, несмотря на то, что они молодые, но они мужественно защищали советскую власть, г р о м и л и дутовские белогвардейские армии.

Комсомольцы вместе с красногвардейцами д р а л и с ь за власть советов в степях, при сорокаградусных морозах. Это была их первая з а к а л к а в борьбе с врагами.

Комсомольцы проявили героизм и против регулярных войск адмирала Колчака. Если мы дрались на фронте и сумели в трудных условиях организовать Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, завоевать советскую власть, то сейчас перед молодежью стоит задача укреплять повседневно м о щ ь Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Вы скоро пойдете в ряды Красной Армии и в случае, если враг попытается напасть на наши границы, вы должны его уничтожить так же, как ваши отцы и братья уничтожали врага в годы гражданской войны.

В фондах Муниципального музея истории Екатеринбурга (бывшем Государственном мемориальном музее им. Я.М. Свердлова) хранятся два документа, по своему содержанию представляющие собой пересказ П.З. Ермаковым событий, связанных с Царской семьей накануне революции, а также историю Их заточения в Царском Селе, Тобольске и Екатеринбурге. Как и в случае с «литературным наследием», «Воспоминания» (так назвал их сам П.З. Ермаков) были переданы в Государственный мемориальный музей Я.М. Свердлова его вдовой – Т.А. Ермаковой. Первый документ – это черновик рукописи «Воспоминаний», написанных П.З. Ермаковым в 30–40-е годы. Сама же по себе рукопись представляет автограф, написанный на лицевой и оборотной стороне половинки стандартного листа, то есть форматом А 5.

Нельзя также не отметить, что упомянутая рукопись написана с колоссальным количеством орфографических и стилистических ошибок ввиду полнейшей безграмотности ее автора.

Говоря же о ее документально-исторической ценности, то таковая здесь отсутствует фактически полностью, так как данное, с позволения сказать, произведение является полнейшим плагиатом. (П.З. Ермаков, насколько смог, скопировал в своем изложении работу П.М. Быкова «Последние дни последнего царя», опубликованную в выпущенном в 1921 г. в Екатеринбурге сборнике статей «Рабочая революция на Урале», и его же книгу «Последние дни Романовых», впервые увидевшую свет в 1926 г.)

Второй документ, имеющий заголовок «Расстрел бывшего царя», в своем оригинальном виде представляет собой машинописную копию воспоминаний П.З. Ермакова (Ф. 41, оп. 1, д. 149, л. 162–163 об.), которые он еще при жизни передал в Уральский истпарт. (Этот документ попал в так называемое «романовское дело», подбор документов в которое начался в ходе подготовки сборника, посвященного 10-летней годовщине расстрела Романовых.)

Не подлежит сомнению и тот факт, что, сдав означенные воспоминания, П.З. Ермаков получил их копию, которая после смерти последнего была передана его вдовой в Центральный музей революции СССР (ЦМР СССР), где таковую скопировали, после чего переправили в Партийный архив Свердловского обкома ВКП(б). В настоящий момент упомянутая копия с помеченной на ней датой – 21. 11. 1952 г. и оттиском круглой печати ЦМР СССР – находится в деле личного фонда П.З. Ермакова, в Центре документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО. Ф. 221, оп. 2, д. 774, л. 7–12).

ВОСПОМИНАНИЯ

( Литературная расшифровка Ю.А. Жука. 28 марта 1999 г. )

Приведенные мною ипизоды из жизни последних Романовых можно было [бы] поставить под сомнение если бы в настоящее время не были опубликованы 1914 г. дневник Никалая II [231] и особенно его переписка с женой, как сумашедших . Надо [было бы] привести ряд писем [и] прежде всего самой Александры Федоровны, по сравнению с которой даже Никалай казался совсем нормальным человеком. Даже приближенные втихомолку говорили [об Александре Федоровне] как о сумашедшей… Ее психическая ненормальность прежде всего принимала формы религиозного помешательства и истерии доходящей до грубого идолопоклонства и фетишизма.

Вот одна картина из характерных мест. Она пишет Никалаю, когда он отсуствовал, письмо [в котором говорит, что] наш первый друг Григорий дал мне икону с колокольчиком, которая предостерегает меня от злых людей и будет препятствовать им приближать[ся] ко мне, я это чувствую. И тебя может и обережет. Далее пишет она [следующее]. Это не по моей воле, а бог желает, чтобы твоя бедная жена была твоей помощницей. Григорий всегда это говорил. Интересно [еще и то, что теперь я] даже узнаю намерения злостные Орлова, джунковских, Дрентельнам, которые имеют этот странный страх передо мною [232] .

Все эти письма дают целый бекет (букет. – Ю.Ж .) о самой царице. Икона с колокольчиком к которой она питала особое пристрастие. Хранили палку или посох, которую носил Серафим Саровский, который хранился у ней. Или дал [им] Григорий гребешок о котором Александра говорила Никалаю [что] это святыня [т. к. этим гребешком] только стоит расчесать волосы при разрешении трудных вопрос[ов]. Память делается светлее.

Да и сам Никалай был не меньше ее проникнут этой узкой суеверной религиозностью.

Такая печальная суеверная картина другая [которую] следует привести. В одном из своих писем Александра Федоровна сообщила мужу [что] она посетила Новгород [и] встретила там 100 [-летнюю] старицу-монашенку ходившею [в] веригах. Она тебе посылает яблоко . Пожалуста с[ъ]еш его [233] . [В]последствие через некоторое время она спрашивает в письме Никалая исполнил [ли] он ее просьбу [234] . [В] ответном письме [Николай II] писал успокойся мы с сыном с[ъ]ели яблоко старицы и оба нашли его превосходным [235] . Ясно что яблоко не носило [характер] лакомство, а [являло собой] как [бы] некоторого рода наколдованный святой предмет. В этом же письме Никалай сообщал жене я ведел чудо [и] оно справедливо. Скажи ей – Вырубовой А.Т. [236] [что я] видел во сне ее брош[ь] приколотую к иконе и касался ее носом когда прикладывался [237] . Как [это] все бывает из писем известно [и] какое действие приписывалось [данному факту]. Этому символическому прикосновению носа к брошке Никалай придавал какое-то важное колдовское значение. [Об] этом можно судить уже по одному [тому] что оно писалось когда Петроград был охвачен революцией. Никалай в том же письме сообщал жене о принятых мерах по подавлению безпорядков [238] .