Путь к характеру - Дэвид Брукс

Сочувствие находилось в центре нравственной позиции Джордж Элиот. После юности, прошедшей в сосредоточении на себе, она развила удивительную способность проникать в умы других и наблюдать их с разных сторон с сочувственным пониманием. Как она писала в «Мидлмарче», «любая доктрина может заглушить в нас нравственное чувство, если ему не сопутствует способность сопереживать своим ближним».

С возрастом Мэри Энн научилась внимательно слушать. Она настолько эмоционально сильно воспринимала других людей, обстоятельства их жизни и переживания, что все они оставляли глубокий отпечаток в ее памяти. Она была из тех людей, кто ничего не забывает. Пусть сама она жила в счастливом брачном союзе, самая великая из ее книг — о нескольких несчастных браках, которые она описывает изнутри с осязаемой яркостью.

«Всякий рубеж — это не только конец, но и начало», — пишет Джордж Элиот в «Мидлмарче». Она сочувствует даже самым неприятным своим персонажам, таким как мрачный, самовлюбленный педант Эдвард Кейсобон, который мнит себя чрезвычайно талантливым, но постепенно осознает, что это не так. Под ее чутким пером неспособность к сочувст­вию и общению, особенно в семье, проявляется во многих ее произведениях как главный нравственный грех.

Джордж Элиот была сторонницей мелиоризма[51] — она не верила в радикальные перемены. Она верила в постепенное, равномерное, конкретное движение с целью сделать каждый новый день чуть лучше предыдущего. Развитие характера, как и историческое развитие, лучше всего идет незаметно, в повседневных усилиях.

Ее книги рассчитаны на то, чтобы медленно, но верно оказывать влияние на внутреннюю жизнь читателей, побуждать их к большему сочувствию, развивать в них способность понимать других и расширять их жизненный опыт. В этом смысле ее отец и скромный идеал, который он воплощал, сопровождали ее в течение всей жизни. В «Адаме Биде» она прославляет простого человека:

Они идут по своему пути, редко как гении, по большей части обыкновенно как трудолюбивые честные люди, ловкие и совестливые к тому, чтобы хорошо выполнять обязанности, лежащие на них. Жизнь их не раздается заметным отголоском далее окрестностей, где протекает она, но вы можете быть почти уверены, что найдете часть дороги, какое-нибудь строение, применение минерального продукта, улучшение в кругу фермерских занятий, уничтожение приходских злоупотреблений, с которыми их имена остаются неразрывными на одно или два поколения после них.

Многие персонажи Джордж Элиот, а особенно очаровательная героиня «Мидлмарча» Доротея Брук, начинают взрослую жизнь со страстным нравственным устремлением. Они мечтают совершить что-то великое и доброе, как святая Тереза, но не знают, что это, или в чем их призвание, или просто как это сделать. Их внимание приковано к чистому идеалу, к далекому горизонту. Джордж Элиот была человеком викторианской эпохи, она верила в нравственное совершенствование, но в своих романах критиковала такие возвышенные и мистические нравственные цели. Они слишком абстрактны и легко могут, как это случилось с Доротеей, оказаться недостижимыми. Лучшее нравственное преображение, считает Джордж Элиот, происходит здесь и сейчас, под руководством искренних чувств к отдельному человеку, а не к человечеству в целом. Индивидуальное — это сила, обобщение же подозрительно. Для Джордж Элиот святость не в потустороннем мире, а в таких бытовых вещах, как брак, который связывает человека, но ежедневно дает ему конкретные возможности служить и жертвовать собой. Святость вдохновляется работой, ежедневной задачей хорошо делать свое дело. Она берет нравственное воображение — чувство долга, потребность в служении, страстное желание побороть эгоизм — и делает его конкретным и полезным.

Существуют пределы того, насколько мы способны менять других и насколько быстро можем меняться сами, учит Элиот. Огромная часть нашей жизни проходит в терпении: мы терпим чужие слабости и собственные грехи, даже когда пытаемся мягко и постепенно на них воздействовать. «Всех этих смертных наших братьев, — пишет она в “Адаме Биде”, — мы должны принимать так, как они созданы в действительности: мы не можем ни выпрямить их носы, ни прояснить их разум, ни исправить их нрав; этих людей, среди которых проходит наша жизнь, мы должны терпеть, сострадать к ним и любить их: вот эти-то и есть более или менее дурные, глупые, непоследовательные в своих поступках люди, добрыми действиями которых мы должны любоваться, для которых нам приходится питать всевозможные надежды, всевозможное терпение». В этих словах отражена суть нравственной позиции Джордж Элиот. Говорить легко — трудно воплощать на практике. Она старалась быть терпимой и открытой, но при этом стойкой, серьезной и требовательной. Она любила и в то же время судила.

Чаще всего творчество Джордж Элиот характеризуют словом «зрелость». Она создает, по словам Вирджинии Вульф, литературу для взрослых людей, показывая жизнь с более высокой, но и более приближенной точки зрения, более мудрой и одновременно более щедрой. «Мы превозносим все виды отваги, кроме одного — отважного заступничества за ближнего», — писала Элиот, и это, несомненно, зрелое суждение.

Феминистка Бесси Райнер Паркс познакомилась с Мэри Энн Эванс еще в юности и позднее писала подруге, что пока не поняла, приятна ли ей эта женщина. «Полюбите ли вы или я ее когда-либо дружеской любовью, я вовсе не знаю. Она оставляет впечатление, в котором пока нет высшей нравственной цели, а лишь такая цель вызывает любовь. Я полагаю, что она изменится. Вышние ангелы не сразу расправляют крылья, но, когда это случается, они взмывают в небеса и скрываются из виду. Мисс Эванс либо лишена крыльев, либо, как я полагаю, еще не отрастила их».

Мэри Энн Эванс прошла долгий путь, прежде чем стать Джордж Элиот. Ей нужно было перерасти сосредоточенность на себе, чтобы получить возможность познать щедрое сострадание. И это принесло ей удовлетворение. В течение всей жизни она страдала от приступов депрессии и терзалась сомнениями относительно своего творчества, но она умела мыслями и чувствами проникать в чужой разум и серд­це, чтобы исполнять «долг терпимости», как она это называла. К концу жизни из бесчестия она поднялась до уровня вышнего ангела.

Важнейшим событием на этом долгом пути была ее любовь к Джорджу Льюису. Любовь, которая дала ей опору, возвысила, сделала глубже. Любовь, которая проступает в по­священиях к каждой ее книге:

«Адам Бид» (1859). Моему дорогому супругу Джорджу Генри Льюису я посвящаю рукопись книги, которая никогда не была бы написана, если бы не счастье, которое его любовь принесла в мою жизнь.

«Мельница на Флоссе» (1860). Моему любимому супругу Джорджу Генри Льюису я посвящаю рукопись моей третьей книги, написанной на шестой год нашей совместной жизни.