Девушка в башне - Кэтрин Арден

Из-под век демона выходило голубое сияние.

– Ты не такая уж плохая девочка.

Вино – только вино – ударило Васе в голову. Ее настроение переменилось.

– Это все, что мне остается? Быть призраком – кем-то настоящим и ненастоящим? Мне нравится быть юным господином. Я могла бы остаться и помогать великому князю. Я бы обучала лошадей, управляла людьми, овладела мечом. Но не могу, иначе мой секрет раскроют.

Вася резко развернулась. В ее распахнутых глазах сиял звездный свет.

– Если я не могу быть господином, я по-прежнему могу странствовать. Я хочу повидать весь мир, если Соловей возьмет меня. Я бы увидела зеленые земли на закате, остров…

– Буян? – пробормотал Морозко за ее спиной. – Где волны бьют о скалы и ветер пахнет холодными камнями и апельсиновыми цветами? Которым правит царевна-лебедь с серыми, как море, глазами? Землю из сказок? Ты этого хочешь?

Жар от вина и дикой езды теперь остывал. Все вокруг замерло перед рассветным ветром. Вася задрожала, обернутая в волчью шкуру, в свои черные волосы.

– Ты пришел за этим? – спросила она, не оборачиваясь. – Чтобы уговорить меня сбежать из Москвы? Или скажешь, что мне лучше жить здесь девушкой и выйти замуж? Почему черти пришли на пир? Почему там была гамаюн? Да, я знаю, что означает эта птица. Что происходит?

– Разве нам нельзя праздновать с людьми?

Вася не ответила. Она расхаживала, словно зверь в клетке, несмотря на холод льда, леса и неба.

– Я хочу свободы, – сказала она самой себе. – Но еще я хочу свое место и цель. Я не уверена, что могу получить хотя бы что-то одно. И я не хочу жить во лжи. Я расстраиваю брата и сестру, – Она резко остановилась и повернулась. – Ты можешь решить эту загадку за меня?

Морозко выгнул бровь. Рассветный ветер поднял вихри снега у ног лошадей.

– Разве я оракул? – холодно спросил он. – Разве я не могу праздновать, скакать в лунном свете, не выслушивая жалоб русских девиц? Какое мне дело до твоих мелких тайн или совести брата? Вот мой ответ: не слушай сказки. Я уже говорил, что твоему миру нет дела до твоих желаний.

Вася сжала губы.

– Моя сестра сказала то же самое. Но что скажешь ты? Тебе есть дело?

Морозко молчал. Облака сгущались на небе. Кобылица дрожала на ветру.

– Ты можешь насмехаться, – продолжила Вася. Она шагнула к нему, разозлившись. – Но ты живешь вечно. Возможно, ты ничего не хочешь и тебя ничто не волнует. И все же… ты здесь.

Он ничего не ответил.

– Должна ли я остаться ненастоящим юношей, пока мой секрет не раскроют, а меня не отправят в монастырь? – спросила она. – Должна ли я бежать? Вернуться домой? Никогда не увидеть своих братьев вновь? Где мое место? Я не знаю. Я не знаю, кто я. И я ела в твоем доме и почти умерла в твоих руках, и ты скакал со мной этой ночью, и… Я надеялась, что ты знаешь ответ.

Слова прозвучали глупо. Вася прикусила губу. Тишина затянулась.

– Вася… – начал Морозко.

– Нет. Тебе все равно, – сказала Вася, отвернувшись. – Ты живешь вечно, и это лишь игра…

Морозко молчал, но его руки говорили за него: кончики пальцев нашли пульс у нее на шее. Вася замерла. Его глаза были холодными и спокойными – бледными звездами, в которых она потерялась.

– Вася… – прошептал он тихо и почти грубо. – Возможно, я не так мудр, как ты думаешь, несмотря на годы, проведенные в этом мире. Я не знаю, что ты должна выбрать. Когда ты выбираешь путь, нужно помнить об остальных: о жизни, которую ты не выбрала. Выбери то, что считаешь нужным, один путь или другой. Каждый отдаст свою горечь и сладость.

– Это не совет, – возразила Вася. Ветер мазнул ее локонами по его лицу.

– Это все, что я знаю, – ответил Морозко. Он запустил пальцы в ее волосы и поцеловал.

Она издала звук, похожий на рыдания, там были гнев и желание одновременно. Затем ее руки обвились вокруг него.

Она никогда так не целовалась. Не так долго и не так… неспешно. Она не умела, но он ее научил. Нет, не словами: ртом, пальцами и чувством, для которого не найти слов. Она ощущала темное тонкое прикосновение на своей коже.

Вася прильнула к нему, и все ее тело расслабилось и вспыхнуло холодным огнем. «Даже твои братья назовут тебя обреченной», – подумала она, но ей было все равно. Легкий ветер унес остатки облаков, и над ними засияли звезды.

Когда Морозко отстранился, она стояла с распахнутыми глазами, покрасневшая, горящая. Его глаза сверкали идеальным голубым пламенем, и он мог быть человеком.

Он резко отпустил Васю.

– Нет, – сказал он.

– Я не понимаю…

Вася закрыла рот ладонью, ее тело дрожало, как у той девочки, которую он когда-то забросил на свое седло.

– Нет, – повторил Морозко. Он провел рукой по своим темным волосам. – Я не хотел…

Понимание ранило. Вася скрестила руки.

– Чего ты не хотел? Зачем ты тогда пришел?

Морозко стиснул зубы. Он отвернулся и с силой сжал кулаки.

– Потому что хотел сказать…

Он резко замолчал и посмотрел Васе в глаза.

– Над Москвой нависла тень, – признался Морозко. – Но сколько бы я ни пытался вглядеться в нее, меня отгоняли. Я не знаю, в чем причина. Разве ты не…

– Что я? – спросила Вася. Она ненавидела свой голос, который болезненным криком вырывался из ее горла.

Молчание. Голубое пламя вспыхнуло в глазах Морозко.

– Неважно, – ответил он. – Но, Вася…

На миг показалось, что он действительно хотел сказать что-то, раскрыть некий секрет. Но он вздохнул и сомкнул губы.

– Вася, будь осторожна, – сказал Морозко наконец. – Что бы ты ни выбрала, будь осторожна.

Вася не слушала его. Она стояла рядом, замерзшая, напряженная и пылающая. «Нет? Почему нет?»

Если бы она была старше, то заметила бы борьбу в его глазах.

– Хорошо, – ответила она. – Спасибо за предупреждение.

Вася резко развернулась и запрыгнула на спину Соловья.

Она уже скакала прочь, поэтому не видела, что Морозко еще долго стоял, смотря ей вслед.

Позже, гораздо позже, в холодный и горький предрассветный час красный свет пронесся по небу вспышкой огня. Те немногие, что видели его, посчитали это предвестием. Но многие не видели. Люди спали, видя во снах летнее солнце.

Касьян Лютович видел. Он улыбнулся и вышел из терема Дмитрия во двор, чтобы закончить приготовления.

Морозко узнал бы ту вспышку. Но он не видел ее, потому что мчался один по диким местам мира, подставив напряженное лицо одинокой ночи.

На следующее утро желтый солнечный свет залил комнату Васи. Она проснулась от его робкого прикосновения и поднялась. Голова раскалывалась, и она всем сердцем жалела, что накануне столько кричала, бегала, пила и рыдала.