Западня для ведьмы - Антон Орлов

В Суринани ходили байки о владыках, которые продували джубам свои гаремы и княжества, и о везучих хитрецах, которые на этом деле разживались несметными богатствами. В Ларвезе джубов выслеживали и изгоняли, зато в Сакханде им было раздолье. Те, которых Суно заметил в толпе, для непосвященных выглядели, как мужи вполне степенного вида, но при знакомстве их могли бы выдать гнусавые голоса, которые этим существам нипочем не изменить.

Многовато здесь было разнообразной нечисти. Сказывалась близость окаянного юго-восточного края, и мадрийские маги опасались гонять визитеров такого рода, а то мало ли, чем это обернется.

Глигодаго снимали обветшалый двухэтажный дом с круговой галереей и беседкой на крыше, спрятанный за глинобитной оградой. Снаружи все неяркое, бежевое, пыльно-сероватое. От пристройки плывут острые кухонные запахи, на перилах галерейки сохнет тряпье. Внутри роскошные ковры и парчовые драпировки, богато вышитые подушки, тонкий аромат благовоний, на стенах блюда с эмалевыми пейзажами.

Руфагрийский скупщик антиквариата по-ларвезийски говорил скверно, а слугу-переводчика Бровальд, соблюдая приличия, оставил во дворе, но кое-как объяснились. Увы, произошла досадная ошибка. Сонанк и впрямь из Руфагры, родная племянница хозяина, и стало быть, приходиться сестрой Хевсойму данг Бровальду из Ларвезы никак не может. Что вы, что вы, какое там беспокойство, о чем разговор? Пристойно полноватый господин с благородной проседью в темной бородке даже руками протестующе замахал. С приятным человеком всегда приятно побеседовать! Засвидетельствовать почтение барышне Сонанк Амуан? Отчего же нельзя, оставайтесь с нами отобедать, племянница будет рада гостю, заодно попрактикуется в ларвезийском.

Чертами лица он напоминал Чавдо Мулмонга, как троюродный родственник. То, что называется «общим типом внешности». Это вполне могло быть результатом трудно распознаваемых чар личины, схожих с теми, которыми пользовался сам Орвехт.

А вот акцент у него интересный, весьма даже… Вполне себе иностранный акцент, однако моментами, когда говорящий бессознательно ослабляет контроль, мелькает чистое ларвезийское произношение – местоимение или половинка слова, – но искушенный притворщик тут же спохватывается и снова подбавляет акцента. Отследить это сможет разве что не менее искушенный наблюдатель.

Бровальд вовсю брюзжал по поводу своего слуги, который отбился от рук, и местных проходимцев, уверивших его, что барышня Глигодаго – та, кого он разыскивает. Вы бы знали, сколько он им заплатил за эту бессовестную ложь! Немало заплатил.

Когда он выложил подробности о потерявшейся сестре и наследстве, собеседник посочувствовал, даже предложил свою посильную помощь в поисках – возможно, начал строить какие-то планы насчет того, как использовать этого простофилю в своих целях. И тоже посетовал на здешний продувной народ: уже несколько раз покупали для Сонанк служанок на невольничьем рынке, а те, мерзавки, едва освоятся – и сбегают, хорошо, если не прихватив с собой что-нибудь из вещей. Хотя боги свидетели, голодом их не морим и смертным боем не бьем. Может, их нарочно так подучили, и они после побега возвращаются к торговцам живым товаром для следующей продажи? С этих сакхандийских девок станется.

Суно про себя усмехнулся: ага, еще один ожидаемый штришок. Сбегают, говоришь? Свертки с обглоданными костями небось на дальние от дома мусорные кучи таскаете, чтоб никаких улик.

Вслух он с готовностью подхватил тему негодной прислуги и стал приводить примеры черной неблагодарности, начав со своего Джахура.

На обед подали баранину, щедро сдобренную специями, с гарниром из отварных клубней молочной такуты и молодое красное вино.

Сонанк Амуан присоединилась к ним в трапезной. Безупречно точеная, с прелестными тонкими чертами лица (впрочем, Хеледике она уступает, отметил про себя Суно), густые медово-золотистые волосы уложены в искусную прическу, перевитую нитями жемчуга. Жасминовую белизну шейки оттеняла черная бархотка, тоже украшенная жемчугом: по размеру – в самый раз, чтобы спрятать внутри пресловутое коралловое ожерелье, сложенное вдвое.

Гм, любопытно, что «Морская кровь», судя по всему, оказывает магическое воздействие на своего обладателя, даже если носить ее вот таким оригинальным способом. Орвехт склонялся к мысли, что нашел тех, кого нужно, хотя с окончательным выводом не спешил.

Вспомнился ему поучительный пример с Дирвеном, на своем первом боевом задании увязавшимся за Эдмаром и Зинтой, которых лазутчики Ложи перепутали со смертницами Ктармы. Задание-то паршивец выполнил – надо признать, при всех его недостатках проваленных заданий у него в послужном списке было раз-два и обчелся – зато огреб личную трагедию, самым злодейским образом превратившуюся в фарс.

Параллельно тому, как Суно вскользь об этом подумал, господин Бровальд уплетал отменно приготовленную баранину и с набитым ртом жаловался на жизнь, так что жирные брызги летели на соседей по столу – поклонников юной госпожи Сонанк. Двое благородных и обеспеченных молодых людей, один из Ширры, другой из Нангера, в многоязыкой Сакханде кого только не встретишь.

Бесцеремонно перебивая их, изголодавшийся по баранине Бровальд вперемежку с сетованиями расточал барышне комплименты: пусть у него обманом выманили сорок бахунов, он положительно рад, что благодаря этому черному мошенничеству познакомился с самой прекрасной жемчужиной Руфагры. Его сочли несносным типом, но на дуэль не вызвали – видимо, он не был похож на достойного конкурента.

Когда вернулись в гостиницу, Зомар поделился собранными сведениями: господина Глигодаго тут знают давно, он и раньше наведывался в Сакханду, скупал всякую старину, и дом этот уже года три как взял внаем, а Сонанк Амуан он сюда привез с полторы восьмицы назад. Управляющий купил для барышни нескольких рабынь, и шесть из них куда-то запропастились. Говорят, сбежали, обрадовавшись, что хозяева нестрогие. Причем не все вместе, а друг за дружкой: сегодня одна, завтра вторая…

Суно кивнул. Еще одна деталь: барышня Глигодаго так ничего и не съела. Лишь пригубила вино да весь обед мусолила крохотный кусочек мяса – то ли блюла свое изящество, как это водится у изысканных девиц, то ли угощение не по ней, потому что вурваны пьют кровь, ничего им больше не надо.

Лиловато-полутемную грязную комнату скупо освещала масляная лампа. За окошком смеркалось, сакхандийская симфония звуков и запахов с наступлением вечера набрала еще большую силу. По стенке опять что-то ползло.

– Мне сдается, это они, – подытожил Орвехт. – Семь из десяти, как сказали бы наши видящие, не будем сбрасывать со счета возможность ошибки. После полуночи еще раз туда сходим.

Большой Седой хребет вырос до неба, уже рукой до него подать – и вот тут-то раскисшая тундра окончательно превратилась в зыбкую ледяную беспутицу. Салдун Заячья Лапа обустроил лагерь на хорошем возвышенном месте, и оставалось только ждать, когда вокруг более-менее подсохнет.

– Символично, – пробормотал однажды Куду, печально оглядывая водяное зеркало, в котором обрывки отраженных облаков перемешались с комьями медленно тающего снега. – Что мы теперь будем делать? Не сейчас, а когда доберемся до людей?