Ангелы-хранители - Дин Кунц

В доме было тихо. Кен стоял, прислонившись спиной к стене коридора. До него доходил запах крови Тила — похожий на запах металла.

Клац, клац, клац.

Кен напряг слух, но больше ничего не услышал. Похоже на звук быстрых шагов по бетонному полу, производимый кем-то, обутым в сапоги на кожаной подошве или башмаки с подковками. Затем до него опять донеслось — клац, клац, клац, клац — на этот раз четыре шага, прозвучавших со стороны прихожей, — кто-то двигался на него по коридору.

Кен моментально отпрянул от стены и, пригнувшись, повернулся в сторону идущего, держа перед собой фонарик и револьвер. В коридоре никого не оказалось.

Выдыхая ртом, чтобы не заглушить шумом своего дыхания шаги противника, Кен пошел по коридору в сторону прихожей. Никого. Входная дверь была закрыта, как он и предполагал, но ни в гостиной, ни на лестнице, ни в кабинете никого не было.

Клац, клац, клац, клац.

Теперь звуки доносились совсем с другой стороны — из комнаты для завтраков. Значит, убийца тихо покинул прихожую, пересек гостиную и столовую и прошел туда через кухню, подбираясь к Кену сзади. В эту минуту ублюдок входил в коридор, из которого только что вышел Кен. И хотя убийца проскользнул через все комнаты незаметно, теперь он специально не скрывал своего присутствия, чтобы поддразнить Кена: «Вот он я, позади тебя, приготовься, я иду».

Клац, клац, клац.

Кен Даймс был хорошим полицейским и никогда не отступал перед опасностями. За семь лет службы он получил два поощрения за храбрость. Но этот чертов сукин сын, который крался в полной темноте по пустому дому, то замирая, то заявляя о своем присутствии, когда ему хотелось, внушал Кену непреодолимый страх. Кен, как и любой полицейский, не был трусом, но он не был и дураком — ведь только дурак пойдет навстречу неведомой опасности.

Вместо того чтобы вернуться в коридор и встретиться лицом к лицу с убийцей, Кен подошел ко входной двери и нажал на латунную ручку, намереваясь выйти наружу. Тут он заметил, что дверь не просто заперта на щеколду. Обе ее створки поверх щеколды и ручки замка были связаны куском проволоки. Для того чтобы покинуть дом, ему придется распутать проволоку, что может занять полминуты.

Клац, клац, клац.

Не целясь, Кен выстрелил в сторону коридора и побежал в противоположном направлении через пустую гостиную. Ему было слышно, как убийца клацает позади него в полной темноте. Когда же Кен достиг столовой и был почти у дверного проема, ведущего в кухню, намереваясь выбежать наружу через черный ход, откуда входил в дом Тил, он услыхал клацанье теперь уже впереди себя. Кен был уверен: убийца шел за ним до гостиной, но оказалось, что тот повернул назад и теперь начал с противоположной стороны. С ума можно сойти. Судя по звукам, производимым убийцей, он только что вошел в комнату для завтраков — значит, их разделяет только кухня. Кен решил, что будет стоять на месте и, как только этот подонок появится в свете фонарика, вышибет ему мозги первым же выстрелом.

В эту минуту убийца испустил вопль.

Двигаясь в темноте прямо на Кена, он издал резкий, нечеловеческий крик, полный первобытной ярости и ненависти. Кен никогда не слышал ничего подобного — ни от нормального человека, ни от сумасшедшего. Полицейский дрогнул, бросил фонарик в кухню, чтобы сбить с толку нападавшего, и помчался что было духу, но не в глубину дома, где дьявольская игра в кошки-мышки могла быть продолжена, а прямиком к едва светившемуся в густых сумерках окну. Нагнув голову и выставив вперед локти, он с оглушительным треском и звоном вылетел наружу и покатился по заднему двору, усеянному строительным мусором. Обломки деревянных реек и куски застывшего бетона больно впились ему в тело. Поднявшись на ноги, Кен повернулся лицом к дому и разрядил револьвер в разбитое окно на случай, если убийца захотел бы последовать за ним.

В призрачном мраке ночи он не увидел за собой погони.

Не рассчитывая на то, что попал в цель, Кен не стал терять времени. Обежав вокруг дома, он выскочил на улицу. Ему необходимо было добежать до машины, где у него была рация и крупнокалиберная винтовка.

В среду и четверг, соответственно второго и третьего июня, Тревис, Нора и Эйнштейн прилежно искали способы общения между собой, и в процессе этих поисков и люди, и пес едва не начали грызть мебель от отчаяния. У Норы, однако, оказалось столько терпения и уверенности в успехе, что их хватило на всех троих. Когда в закатные часы в пятницу вечером их усилия увенчались успехом, она была удивлена этим меньше, чем Тревис и Эйнштейн.

Они начали с того, что купили сорок журналов — «Тайм», «Лайф», «Мак Колл» и «Редбук», — а также пятьдесят книг по искусству и фотографии и принесли их к Тревису домой, где было достаточно места, чтобы разложить их на полу. Для удобства они положили рядом диванные подушки.

Эйнштейн заинтересованно наблюдал за их приготовлениями.

Сидя на полу, прислонившись к дивану, Нора взяла морду ретривера в ладони и, приблизив к нему лицо, произнесла:

— Послушай то, что я скажу, Эйнштейн. Мы хотим узнать о тебе все: откуда ты появился, почему ты умнее остальных собак, чего ты испугался в лесу в тот день, когда Тревис нашел тебя, почему иногда по ночам ты смотришь в окно, как будто боишься чего-то. У нас еще много вопросов. Но разговаривать ты не умеешь, так ведь? Не умеешь. И насколько мы знаем, читать — тоже. И если ты даже умеешь читать, то не умеешь писать. Поэтому мы воспользуемся картинками.

Сидя рядом с Норой, Тревис наблюдал за Эйнштейном и видел, что в течение всей тирады пес не сводил с Норы глаз. Хвост его висел без движения. Похоже, он не только понял, что она сказала, но и крайне заинтересовался предстоящим экспериментом.

«А не слишком ли разыгралось у меня воображение насчет его умственных способностей?» — подумал Тревис.

У людей существует привычка «очеловечивать» домашних животных, приписывать им способы восприятия действительности, которыми те не обладают. В случае с Эйнштейном, где на самом деле имели место выдающиеся способности, искушение видеть глубокий смысл в каждом незначительном действии пса было чрезвычайно велико.

— Мы внимательно посмотрим все эти картинки и отберем те, которые заинтересуют тебя и которые дадут нам возможность узнать, откуда ты и кто ты такой. Если ты увидишь что-либо, что может помочь нам ответить на эти вопросы, ты должен каким-то образом сообщить об этом. Или залаять, или поставить лапу на картинку, либо завилять хвостом.

— Сумасшедший дом, — сказал Тревис.

— Ты понимаешь меня, Эйнштейн? — спросила Нора.

Ретривер негромко тявкнул.

— Ничего не получится, — сказал Тревис.

— Нет, получится, — возразила Нора. — Он не умеет ни разговаривать, ни писать, но может показывать. Если Эйнштейн укажет нам на десяток картинок, мы попробуем понять, какой смысл он в это вкладывает или каким образом это связано с его происхождением. Со временем мы сумеем соотнести эти картинки друг с другом и узнать, что он хотел бы нам сказать.