Ведьмак - Анджей Сапковский

— …за спокойную совесть, — докончил он, глядя ей в глаза. — За доверие, которым я тебя почтил. Кажется, только что шла речь о любви? А теперь уже начинается торг?

Она молчала долго. Потом резко, сильно ударила хлыстом по голенищу.

— Йеннифэр, женщина, именем которой ты несколько раз называл меня ночью в самые неподходящие для этого моменты, никогда не предавала ни тебя, ни Цири. Она никогда не была сообщницей Вильгефорца. Чтобы спасти Цири, она пошла на невероятный риск, потерпела поражение и попала в руки Вильгефорца. Осенью прошлого года он пытками принудил ее сканировать, чтобы отыскать Цири. Жива ли она — неизвестно. Больше я ничего не знаю. Клянусь.

— Благодарю тебя, Фрингилья.

— Уходи.

— Я верю тебе, — сказал он, не двигаясь с места. — И никогда не забуду, что было между нами. Я верю тебе, Фрингилья. Я не останусь с тобой, но, пожалуй, я тоже тебя любил… По–своему. Прошу тебя, то что ты сейчас узнаешь, сохрани в величайшей тайне. Убежище Вильгефорца находится в…

— Подожди, — прервала она. — Скажешь это позже, выдашь это позже. А сейчас, перед отъездом, попрощайся со мной. Так, как должен попрощаться. Не записками, не детскими извинениями. Попрощайся со мной так, как этого хочу я.

Она скинула рысью шубу, бросила на кучу соломы. Рывком разорвала блузку, под которой не было ничего. Упала на шубку, потянула его за собой. На себя. Геральт ухватил ее за шею, подтянул юбку, сразу же понял, что перчатки снять уже не успеет. На Фрингилье, к счастью, перчаток не было. И трусиков тоже. К еще большему счастью, на ней не было и шпор. К счастью — потому что через мгновение каблуки ее верховых сапог уже были буквально везде — если б она носила шпоры, страшно подумать, что могло случиться.

Когда она крикнула, он поцеловал ее. Придушил крик.

Лошади, чувствуя необузданную человеческую страсть, ржали, топали, бились в боксах о перегородки, так что пыль и сено сыпались с потолка.

* * *

— Цитадель Rhys–Rhun в Назаире, у озера Муредах, — торжествующе закончила Фрингилья Виго. — Там убежище Вильгефорца. Я вытянула это из ведьмака прежде, чем он уехал. У нас достаточно времени, чтобы его опередить. Он ни в коем случае не успеет добраться туда до апреля.

Девять женщин, собравшихся в колонном зале дворца Монтекальво, покачали головами, одарили Фрингилью взглядами, полными признательности.

— Рыс–Рун, — повторила Филиппа Эйльхарт, обнажая зубы в хищной улыбке и поигрывая пришпиленной к платью камеей из сардоникса. — Рыс–Рун в Назаире. Ну, до скорой встречи, господин Вильгефорц. До скорой встречи!

— Когда ведьмак туда доберется, — прошипела Кейра Мец — он найдет развалины, от которых уже не будет даже нести гарью.

— И дохлятиной, — обаятельно улыбнулась Сабрина Глевиссиг.

— Браво, мазель Виго, — кивнула Шеала де Танкарвилль, сделав такой жест, которого Фрингилья никогда не ожидала бы от известной чародейки. — Отличная работа.

Фрингилья склонила голову.

— Браво, — повторила Шеала. — Свыше трех месяцев в Туссенте… Но, вероятно, имело смысл.

Фрингилья Виго обвела взглядом сидящих за столом чародеек: Шеала, Филиппа, Сабрина Глевиссиг, Кейра Мец, Маргарита Ло–Антиль и Трисс Меригольд. Францеска Финдабаир и Ида Эмеан, чьи глаза, подчеркнутые ярким эльфьим макияжем, не выражали абсолютно ничего. Ассирэ вар Анагыд, глаза которой выражали и беспокойство, и озабоченность.

— Имело, — призналась она. Совершенно искренне.

* * *

Небо из темно–голубого постепенно становилось черным. Морозный вихрь гудел в виноградниках. Геральт застегнул волчью доху и обернул шею шерстяным шарфом. Чувствовал он себя прекрасно. Воплощенная любовь, как обычно, вознесла его на вершины физических, психических и моральных сил, стерла остатки каких–либо сомнений, прояснила и оживила мысли. Он только жалел, что теперь надолго будет лишен этой чудотворной панацеи.

Голос Рейнарта де Буа–Фресне вырвал его из задумчивости.

— Надвигается скверная погода, — сказал странствующий рыцарь, глядя на восток, откуда налетал вихрь. — Поспешите. Если ветер принесет снег и прихватит вас на перевале Мальхеур, вы окажетесь в ловушке. И тогда молите об оттепели всех богов, каких вы только знаете, почитаете и о каких слышали.

— Понятно.

— Первые дни вас будет вести Сансретура, держитесь реки. Минуете трапперскую факторию, доберетесь до места, в котором в Сансретуру впадает правый приток. Его течение укажет вам дорогу на перевал Мальхеур. Если же по воле божьей вы все–таки преодолеете Мальхеур, не особенно радуйтесь, потому что впереди вас еще будут ждать перевалы Сансмерси и Монблан. Перейдя оба, вы спуститесь в долину Саддат. В Саддате теплый микроклимат, почти как в Туссенте. Если б не бедная почва, там сажали бы виноград…

Он оборвал, устыдившись осуждающих взглядов.

— Ясно. Ближе к делу. У устья Саддата лежит городок Карависта. Там проживает мой кузен, Ги де Буа–Фресне. Посетите его и сошлитесь на меня. Если окажется, что кузен скончался либо впал в старческий маразм, запомните: направление вашего пути — равнина Маг Деира, потом долина реки Сильты. Дальше, Геральт, уже по картам, которые ты скопировал у местного картографа. Ну а коли уж мы упомянули картографа, то я не очень понимаю, чего ради ты выпытывал о каких–то замках…

— Об этом забудь, Рейнарт. Ничего такого не было. Ничего ты не слышал, ничего не видел. Даже если тебя станут пытать. Понятно?

— Понятно.

— Всадник, — предостерег Кагыр, сдерживая брыкающегося жеребца. — Всадник мчится к нам галопом со стороны дворца.

— Если один, — осклабилась Ангулема, поглаживая висящий при седле топорик, — то невелика беда.

Всадником оказался Лютик, мчащийся во весь опор, не жалея коня. О диво, конем был мерин поэта Пегас, который скакать не любил и не привык.

— Ну, — сказал трубадур, задыхаясь так, словно не он скакал на мерине, а мерин на нем. — Ну, слава всевышнему. Я боялся не поймать вас.

— Неужто едешь с нами?

— Нет, Геральт. — Лютик опустил глаза. — Не еду. Остаюсь в Туссенте с Ласочкой. То есть с Анарьеттой. Но не мог же я, в самом деле, с вами не попрощаться. Пожелать счастливого пути.

— Поблагодари княгиню за все. И постарайся оправдать нас за то, что мы так неожиданно, как это? Ну, совсем по–зеррикански, в смысле — не прощаясь. Объясни как–нибудь.

— Вы дали рыцарский обет, вот и все. Любой в Туссенте, включая и Ласочку, это понимает. А здесь… Возьмите. Пусть это будет моим вкладом.

— Лютик, — Геральт принял у поэта тяжелый кошель, — на отсутствие денег мы не жалуемся. Ты напрасно…

— Пусть это будет моим вкладом, — повторил трубадур. — Наличные никогда не помешают. Кроме того, они не мои, я позаимствовал дукаты из личной шкатулки Ласочки. Что так смотрите? Женщинам деньги не нужны. Да и зачем они им? Пить не пьют, в кости не играют, а женщинами… Ну, женщины–то, черт побери, они сами и есть. Ну, бывайте! Поезжайте, а то я еще, чего доброго, разревусь. А когда все кончится, на обратном пути загляните в Туссент, все мне расскажите. И я хочу обнять Цири. Обещаешь, Геральт?