Вернувшиеся - Хенрик Ибсен

М а н д е р с. Что вы такое говорите?! Здесь?!

Г о с п о ж а А л в и н г. Да, здесь, в нашем доме. Вот тут (показывает на первую дверь направо), в столовой, я впервые наткнулась на это. Мне что-то понадобилось, дверь была приоткрыта… Подходя, я услышала, что наша горничная вошла в столовую, принесла из сада воды для цветов.

М а н д е р с. И?

Г о с п о ж а А л в и н г. И тут же я услышала, что следом в столовую зашел Алвинг. И что-то ей сказал. А потом я услышала (короткий смешок)… До сих пор на душe скребет, так это чудовищно и смехотворно… Я услышала, как моя собственная горничная шепчет: «Пустите, господин камергер! Не троньте меня».

М а н д е р с. Какое безобразное легкомыслие! Но, сударыня, всего лишь легкомыслие и ничего более. Уж поверьте мне.

Г о с п о ж а А л в и н г. Чему мне верить, выяснилось довольно быстро. Камергер добился своего от нашей горничной – и эта связь возымела последствия, пастор Мандерс.

М а н д е р с (словно окаменев). Господи, такое – в этом доме! В этом доме!

Г о с п о ж а А л в и н г. В этом доме я претерпела многое. Чтобы он не уходил из дома на вечер – и ночь, – мне пришлось стать его собутыльницей. Тайком кутить с ним вдвоем, в его комнате. Чокаться, пить, слушать его бессмысленный вздор, драться, чтобы загнать его в постель.

М а н д е р с (потрясенно). Как вы только выдержали!

Г о с п о ж а А л в и н г. У меня был на руках маленький мальчик, ради него на все пойдешь. Но все же такого надругательства, когда моя собственная горничная… тогда я дала себе клятву, что положу этому конец. И взяла всю власть в доме – и над ним, и вообще всю – в свои руки. Видите ли, теперь у меня было оружие против него, он пикнуть не смел. Вот тогда я и отослала Освальда из дома. Ему шел седьмой год, он стал многое замечать и задавать вопросы, дети прозорливы. Этого я выдержать не могла, Мандерс. Мне казалось, грязный воздух этого дома отравит ребенка. Поэтому я отдала сына чужим людям. И при жизни отца больше не пускала Освальда домой. Теперь вы понимаете почему, но знали бы вы, чего мне это стоило!

М а н д е р с. Вам и впрямь досталось в этой жизни.

Г о с п о ж а А л в и н г. Я бы ни за что не выстояла, не будь у меня работы. Не буду скромничать, я тянула лямку и тяну. Новшества в земледелии, закупка полезных машин, всякие приспособления, улучшения, все это прославило Алвинга и сделало ему имя – вы думаете, у него были силы и желание этим заниматься? Да он с утра до вечера был занят одним делом – валялся на диване со старым календарем. А я подталкивала и подстегивала его в моменты просветления, и мне же приходилось тащить весь воз в одиночку, когда он снова уходил в загул или в хандру и становился несчастным и никчемным.

М а н д е р с. И память о таком человеке вы хотите увековечить?

Г о с п о ж а А л в и н г. Видите, до чего сильна лукавая совесть?

М а н д е р с. Лукавая?

Г о с п о ж а А л в и н г. Я всегда знала, что правда неминуемо выйдет наружу и все в нее поверят. А приют нужен, чтобы пресечь пересуды на корню, не оставить места сомнениям.

М а н д е р с. Тут вы в расчетах не ошиблись, госпожа Алвинг.

Г о с п о ж а А л в и н г. У меня был и второй резон. Я не хотела, чтобы мой мальчик, Освальд, унаследовал хоть что-то от своего отца.

М а н д е р с. Так это на деньги Алвинга?..

Г о с п о ж а А л в и н г. Да. Я год за годом откладывала на приют, пока не накопился в точности тот капитал – я скрупулезно высчитала, – благодаря которому капитан Алвинг в свое время считался выгодным женихом.

М а н д е р с. Понимаю.

Г о с п о ж а А л в и н г. За столько сребреников меня купили. Я не хочу, чтобы эти деньги попали в руки Освальда. Мой сын унаследует только деньги, заработанные мной.

О с в а л ь д А л в и н г входит во вторую дверь справа. Шляпу и пальто он снял еще снаружи.

Г о с п о ж а А л в и н г (порывисто дернувшись навстречу Освальду). Уже вернулся? Мальчик мой, дорогой мой мальчик!

О с в а л ь д. Что делать на улице в беспросветный дождь? Но я слышу, уже зовут к столу. Вот и замечательно.

Р е г и н а (входя из столовой с пакетом в руках). Госпожа Алвинг, вот прислали. (Протягивает пакет.)

Г о с п о ж а А л в и н г (взглянув на пастора Мандерса). Наверно, сборник песен к завтрашним торжествам.

М а н д е р с. Хм…

Р е г и н а. Кушать подано.

Г о с п о ж а А л в и н г. Очень хорошо, мы сейчас придем, я хотела только… (Надрывает пакет.)

Р е г и н а (Освальду). Господин Алвинг, вам портвейн белый или красный?

О с в а л ь д. Мне оба, фрёкен Энгстранд.

Р е г и н а. Бьен… Очень прекрасно, господин Алвинг. (Уходит в столовую.)

О с в а л ь д. Пойду помогу откупорить бутылки… (Уходит в столовую, оставляя дверь приоткрытой.)

Г о с п о ж а А л в и н г (уже открыв пакет). Так и есть, пастор Мандерс, это песни на завтра.

М а н д е р с (махнув рукой). Но как мне теперь говорить завтра хвалебную речь?..

Г о с п о ж а А л в и н г. О, уж с этим-то вы справитесь.

М а н д е р с (тихо, чтобы не услышали в столовой). Да, оскорблять чувства нам ни к чему.

Г о с п о ж а А л в и н г (тихо, но твердо). Ни к чему. Но на этом конец затянувшейся комедии. Начиная с послезавтра даже духу этого мертвеца в усадьбе не будет, точно он здесь и не жил. Росенволд станет домом только для мальчика и его матери.

В столовой с грохотом падает стул.

Р е г и н а (резко, но шепотом). Освальд! Ты с ума сошел?! Пусти меня!

Г о с п о ж а А л в и н г (в ужасе вскочив). Ах!

Она как в бреду и не сводит глаз с приоткрытой двери. За дверью Освальд откашливается и начинает напевать, с хлопком откупоривая бутылку.

М а н д е р с (потрясенно). Что это, госпожа Алвинг? Что это такое?

Г о с п о ж а А л в и н г (хрипло). Привидения… Опять та же парочка, опять там же.

М а н д е р с. Что вы такое говорите? Регина? Так она?!

Г о с п о ж а А л в и н г. Да. Идемте. Ни слова. (Берет пастора Мандерса под руку и нетвердой походкой идет в столовую.)

Та же зала. За окнами тяжелый сырой туман. П а с т о р М а н д е р с и г о с п о ж а А л в и н г входят в залу из столовой.

Г о с п о ж а А л в и н г (в дверях). На здоровье, господин пастор. (Обращается в столовую.) Освальд, ты к нам придешь?