Девушка на качелях - Ричард Адамс

– Mach schnell![99]

На следующее утро, проснувшись и обнаружив, что она уже встала, я облачился в рубашку и брюки и спустился на кухню. Карин, Флик и Анджела завтракали.

– …Если ваша матушка и вправду пока не собирается возвращаться, – говорила Карин, – вы не станете возражать, если я изменю кое-что в доме? Так, по мелочам, пока я здесь хозяйничаю. Вы же знаете, присматривать за домом гораздо легче, когда все устроено по-твоему.

– Ну конечно, – ответила Флик. – Доброе утро, Алан. Анджела, доедай скорей. А что именно вы хотите изменить, Карин? Наверняка ведь улучшить, правда?

– Да ничего особенного, – сказала Карин. – Просто хорошо бы сделать здесь сушку для кухонных полотенец и немного переставить посуду в шкафчиках. И с вашего позволения, убрать из ванной комнаты корзину для грязного белья, а вот сюда принести еще один стул. Мне так будет удобнее.

– Я абсолютно уверена, что мама не станет возражать. Алан, я заберу с собой вот этот чемодан. Он же тебе пока не нужен? Мама просила привезти ей кое-какие наряды и украшения, ну и еще пару пустяков. Мы с Карин уже все собрали, пока ты там храпел.

– Ах я храпел? – улыбнулся я. – Помнится, жила тут двенадцатилетняя девица, которая своим храпом мешала всем спать. Ладно, только прошу тебя, собери все-все-все, чтобы мне потом не пришлось отправлять в Бристоль посылки с мочалками и расческами. Ты ведь вечно что-нибудь да оставишь.

– Ах ты, негодник!

– Как хорошо в семейном кругу! – воскликнула Карин. – Сразу становится так уютно. Алан, mein Lieber, я хотела бы сегодня остаться дома, мне тут кое-что нужно сделать. Ты не против? А к ужину купи, пожалуйста, рыбы – камбалу, если будет. Овощей на сегодня достаточно.

Часом позже я отвез Флик на вокзал, пообещав обязательно позвонить вечером, чтобы поговорить с маменькой. Жаль, конечно, что сестра не погостила подольше. Дело было не только в том, что я питал к ней истинную привязанность и что мне недоставало наших задушевных бесед и дружеских перебранок. Меня радовала возможность показать ей Карин – причем так, что это не выглядело пустой похвальбой. Флик хорошо разбиралась в людях; мы были по-настоящему близки, и я знал, что она будет требовательна к той, кого я избрал в спутницы жизни. Бесспорно, если Билл во всем подходил Флик, то и Карин, по той же мерке, во всем подходила мне, и не было необходимости ее расхваливать. Я, как и при знакомстве Карин с Тони, просто отступил на задний план и наблюдал за происходящим. Как верно заметил Джордж Оруэлл, оказалось, что это судьба, но лишь после встречи с ней.

В тот день торговля в магазине шла на удивление бойко. Неожиданно в торговый зал заглянула Барбара Стэннард, в цветастом сарафане, который ей очень шел, в белых туфлях и с белой же сумочкой в руках.

– Привет, Алан, – сказала она, не обращая внимания на Дейрдру. – Рада тебя видеть! А где же царица Савская?

– Если ты имеешь в виду Карин, – холодно ответил я, – то она сегодня осталась дома. А ты как поживаешь, Барбара?

– Прекрасно. Вот только разочарована твоим заявлением. Алан, все только и говорят что о твоей жене! Она такая красавица, а история вашего знакомства так романтична! Правда, что вы с ней сбежали во Флориду?

– Никто никуда не сбегал. Просто у меня были дела во Флориде, вот мы и решили там пожениться.

– Что ж, поздравляю, хотя вы и лишили нас Мендельсона, колокольного звона и лимузина с белыми ленточками. Ты нам испортил все удовольствие.

– Ну, я всегда и все порчу, Барбара, ты же знаешь.

От неожиданности бедняжка опешила, и мне стало стыдно за свое поведение, ведь у меня не было ни малейшего повода ее обижать.

– Мы просто не хотели шумного торжества. Вполне естественно, что Карин волновалась, оказавшись в чужой стране, за сотни миль от родного дома. Вдобавок она немка… А мне срочно понадобилось слетать во Флориду, вот мы и решили провести там медовый месяц.

– И как, все ваши ожидания оправдались?

Я чуть поморщился, и она поспешно добавила:

– Надеюсь, вам повезло с погодой и с гостиницей? А как море? Кстати, вам понравилась американская кухня?

– Вообще-то, мы сняли дом, и даже с экономкой-негритянкой. Мы прекрасно поплавали, и еда была великолепной. Я поправился на целых три фунта.

– Нет, правда, я очень рада, что вы хорошо провели время. Прими мои искренние поздравления. На самом деле я вот зачем пришла, Алан… Видишь ли, хоть мы и не были на вашем свадебном торжестве, мне бы очень хотелось сделать вам подарок. В конце концов, мы с тобой давние друзья… да и мама говорит, что Карин просто красавица, – неожиданно добавила она. – Будь так добр, дай знать, чего бы вам хотелось. Только не забудь.

Я растрогался. До сих пор никто не предлагал сделать нам свадебный подарок. Я тепло поблагодарил Барбару и пообещал обсудить ее предложение с Карин. Мы еще немного поболтали, но от дальнейших расспросов – о маменьке и о том, как все устроится в Булл-Бэнксе, – меня спасло лишь появление нескольких покупателей.

Вечером я возвращался домой (с камбалой!) под дождем – легким, пахнущим свежестью и в общем таким, из-за которого прекращают крикетные матчи и радостно восклицают: «Ах, как хорошо!» Я шел по саду, пропитанному ароматами мокрой травы и листьев, и восхищался гладиолусами. («Им, мерзавцам, всегда нужен хороший дождик, – говаривал Джек Кейн. – Им и георгинам. Поэтому их надо много высаживать. Как дождь зарядит, вот тебе и утешение».)

Карин играла на рояле, и в сад доносились звуки прелюдии Шопена – изысканной, меланхоличной, опутывавшей тончайшей сетью птицу необычайной красоты, о существовании которой никто не подозревал до тех пор, пока гений композитора ее не обнаружил. Я стоял под дождем и слушал чарующую музыку, а потом, смеясь над собственной глупостью – ну сколько можно мокнуть! – пересек газон и вошел в распахнутые двери.

Карин сняла руки с клавиш и призывно раскрыла объятья, но я, замерев на пороге, покачал головой:

– Играй еще.

Она доиграла прелюдию, встала, подошла ко мне и крепко обняла:

– Как твой день?

– Теперь чудесно. Ты ведь этого хотела, правда? Вот она, настоящая жизнь: вечер вторника, дождь в саду, а муж пришел домой и принес рыбу к ужину.

– Это гораздо лучше орлов и труб. Ну помнишь, ты же сам сказал про орлов и трубы?

Я расхохотался:

– Помню, конечно. Просто странно, что ты это запомнила. По-моему, ты тогда была занята чем-то другим.

– Нет-нет, я все помню. И всегда буду помнить. Кроме тех вещей, о которых намерена забыть.

– А как прошел твой день?

– Хорошо. Мы с миссис Спенсер поладили. – Она прильнула ко мне и внезапно тряхнула меня за плечо. – Ах, Алан, я совсем забыла! Я так расстроилась. Понимаешь, я сделала шоколадный мусс на десерт, только переложила яиц, и теперь мусс не стоит.