Женщины Великого века - Жюльетта Бенцони

И вот бедная Мария достигла Бруажа – местечка, окруженного городской стеной, где над уходившими в море солеварнями возвышалась старинная крепость, а в безрадостном небе величаво парили морские птицы. Мария с сестрами прибыли в городок пятнадцатого сентября, и там в ее сердце еще была жива надежда. Продолжали приходить письма Людовика, по-прежнему нежные, часто сопровождаемые подарками. И она продолжала надеяться, вплоть до того зимнего дня, когда ей стало известно, что по приказу короля маршал де Грамон отбыл в Испанию, чтобы от лица монарха просить руки инфанты.

– Он меня больше не любит! – рыдала девушка. – Король окончательно обо мне забыл.

Мария ошибалась. Людовик ее любил, но в этой борьбе между монаршим долгом и любовью сильнейшим оказался старый кардинал.

– Сир, – сказал ему Мазарини, – вы соблаговолили приехать сюда, однако продолжаете переписку, которая может обидеть инфанту. Пришло время определиться, стоит продолжать переговоры или нет.

– Вам прекрасно известно, как я люблю Марию. Мы не сможем отказаться друг от друга!

– Возможно, у Вашего Величества и недостаточно власти над самим собой, чтобы отказаться от любви, которая принижает его достоинство, но, уверяю вас, моя племянница, добровольно или по принуждению, от нее отречется.

– И как это произойдет?

– В случае если мне придется разорвать договоренность с испанскими посланниками, я сложу с себя все полномочия. И в тот же час я отбуду в Италию, с племянницами, разумеется!

Людовик опустил голову. Ясно, что старый лис пойдет до конца, поставив на карту даже благополучие – собственное и своей семьи – ради брака, который он считал необходимым. И впервые за все время он осознал, что значит быть королем.

– Продолжайте переговоры, господин кардинал, – твердо проговорил король, – я женюсь на инфанте, даю слово!

Итак, все разрешилось, и пока в Сен-Жан-де-Люзе Людовик XIV заключал брак с инфантой Марией-Терезией, изгнанница, наконец, получила разрешение приехать в Париж. С балкона она наблюдала за торжественным вступлением в столицу молодой королевы, сверкающей золотом и усыпанной драгоценностями. И вновь девушка, заливаясь слезами, вернулась во дворец Мазарини.

На следующий же день она заявила дяде, что готова выйти замуж за того, кого ей предназначили в супруги, – знатного сеньора, Лоренцо Колонну, герцога Тальякоццо, князя де Палиано и Кастильоне, Великого коннетабля Неаполитанского королевства, с которым, впрочем, ей не будет суждено обрести счастья.

Что касается Людовика, то несколько дней спустя, встретив Марию в галерее Лувра, он сказал:

– Судьба, властвующая и над королями, распорядилась нами вопреки нашей сердечной склонности, но в какой бы стране вы ни оказались, с моей стороны вы увидите лишь глубочайшее почтение и признательность.

Искренние слова, но пустые. Больше влюбленным уже не придется встретиться.

Как-то осенним вечером 1654 года, похожим на все остальные осенние вечера, молодой аббат Жан-Арман Ле Бутилье де Рансе устроил для друзей пирушку в своем роскошном замке Верез, что неподалеку от Тура. Кутежи в Верезе происходили нередко, ведь Жан-Арман – богатый, красивый, влюбчивый и принятый в лучших салонах молодой человек – был одним из тех «потешных» аббатов, каких тогда немало было в знатных семействах. Став аббатом, он в первую очередь рассчитывал на богатый доход с церковного имущества, а жизнь вел вполне светскую, все свободное время посвящая той, которая вот уже несколько лет была предметом его страсти, – прекраснейшей из женщин, Марии Бретонской, герцогине де Монбазон. Принадлежавший красавице великолепный замок находился неподалеку от Вереза, и Рансе ежедневно туда наведывался, когда его подруга гостила в Турени[89].

Но тем вечером ее рядом не было: Мария оставалась в Париже, где, надо сказать, вела жизнь довольно разгульную, надеясь забыть о потерпевшей фиаско Фронде, чьей горячей сторонницей она была, и о том, что король отныне правил страной безраздельно.

Итак, в тот вечер после веселого ужина Рансе начал партию в шахматы с одним из знакомых и, наслаждаясь минутами покоя, сидел возле камина, куда доносились тихие звуки лютни, на которой играла прелестная девушка в другом углу гостиной.

Внезапно Рансе словно пронзило холодом от странного предчувствия. В груди его что-то сжалось, будто прощаясь с ним, и он не мог дать этому определения. Словно чей-то голос рыдал в потаенной глубине его сердца.

Дрожащими пальцами он схватил фигурку из слоновой кости – королеву – и швырнул так, что она покатилась по полу в противоположной стороне комнаты, другой же рукой он смахнул со стола шахматную доску. Затем, встав, приложил ко лбу трясущуюся ладонь.

– Простите, друзья… я должен вас покинуть!

Бросившись из гостиной, он ринулся на конюшню, оседлал лучшего коня и, как сумасшедший, помчался по дороге, ведущей в Париж. Сквозь свист ветра бешеной скачки ему казалось, что он слышит полный отчаяния голос Марии, который он узнал, стоило ему прикоснуться к шахматной королеве. Сердце и душа его настолько были привязаны к герцогине, что он не мог не догадаться, не почувствовать приближения несчастья.

Прискакав в Париж, он устремился к особняку Монбазон, находившемуся на улице Бетизи. Рансе не нравилось это величественное здание, возможно, потому, что с ним было связано преступление. Именно здесь в Варфоломеевскую ночь был злодейски убит адмирал де Колиньи. В этот раз оно показалось ему мрачным и зловещим как никогда.

Двери оказались незапертыми, и в окнах едва брезжил свет. Когда он спросил, где герцогиня, слуги, безмолвные, как тени, жестами указали ему на спальню. Взлетев по лестнице, он толкнул дверь редкой породы дерева, которую так хорошо знал, и почувствовал, что сердце в его груди остановилось: прямо напротив, окруженный желтыми восковыми свечами, стоял гроб. При взгляде на его содержимое волосы Рансе встали дыбом: там находилось туловище, лишенное головы, – тело обезглавленной Марии. Голова же, очаровательная головка, которую он боготворил, покоилась рядом – на подушке. Тогда Рансе решил, что лишился рассудка либо видит кошмарный сон.

Ничего подобного. Объяснение оказалось столь же простым, как и страшным. После смерти Марии, унесенной скоротечной болезнью, плотник неправильно снял мерки для гроба, и поскольку зловещий сундук оказался короче, чем нужно, то попросту отрезали голову, чтобы подогнать шею под нужный размер.

Несколько мгновений Рансе созерцал жалкие останки женщины, которая прежде была воплощением красоты и жизнелюбия. Затем он бросился прочь, унося с собой отвратительный образ, которому уже не изгладиться из его памяти.

На лестнице он столкнулся с одним из знакомых.