Родительский класс, или Практическое руководство для сомневающихся родителей - Лидия Сковронская

Еще один пример. Трехлетний мальчик заболел ветрянкой. Болезнь неприятная – все чешется, да еще и этой противной зеленкой мазаться надо – а так страшно и не хочется! Мама мальчика рассказывала, что каждый раз с ужасом ждала этого момента – знала, что ребенок будет бегать от нее, вырываться, кричать и плакать, и ей придется делать это насильно. Стресс и для нее, и для сына. В этот раз она попробовала поступить творчески, не как всегда. Отнестись к ребенку не как к объекту, которого надо вылечить, а как к Человеку, которому страшно. К любимому Человеку, наделенному правами. И в частности, правом на информацию. И вот она села рядом с сыном и стала с ним разговаривать. Рассказала ему про это заболевание немного, про то, как сама болела в детстве и не любила, когда ее лечили. Про то, что инфекцию зеленка побеждает. Тогда ребенок захотел нарисовать сражение – микробы гибнут от лекарства. Нарисовал поле сражения, микробов с пиками, а зеленку в виде облака. На переднем плане – лежащие микробы. Победа!

Игра развивалась – сын предложил поиграть во врачей. Сам он был врачом и бегал за мамой, крича и смеясь, которая в роли ребенка никак не хотела лечиться и все время приговаривала: «Не мажь меня зеленкой, я так боюсь!» Смех, возня, крики, эмоциональная разрядка. Затем мама сказала: «Когда ты будешь готов к тому, чтобы смазать свои прыщики, ты мне скажи». И еще: «Когда мы будем это делать, ты можешь кричать и плакать, если захочешь». После чего сынишка заявил: «Ну, если можно плакать, тогда давай!» В этот раз все прошло на удивление спокойно: без капризов и насилия. Что еще по-другому делала эта мама? Мама отнеслась с уважением к сыну, предоставив ему, помимо права на информацию, еще и другие права. Какие? Право на выражение своих чувств: «Ты можешь плакать и кричать», право самому принять решение, когда осуществить процедуру. Проблема была решена. В следующий раз сынишка сам захотел попробовать смазать доступные места. Потренировались на резиновом коте для начала. Проблема была решена.

Но страх – иррационален. Что это значит? Это значит, что объяснять ребенку, доказывать логически, приводить рациональные доводы, что бояться здесь нечего, бесполезно. Не стоит и пытаться. Лучше – понять и принять. И с этого момента искать выход: сами ли справитесь со страхом или обратитесь к специалисту.

Вот еще один интересный пример, как годовалая девочка упорно прорабатывала свой страх. «Как-то моя Аленка, ползая по квартире (ходить еще не умела), доползла до кухни и, увидев работающую стиральную машину, испугалась и начала громко плакать. Я быстро подхватила ее на руки и унесла в другую комнату. Плач прекратился. Любопытно, что она не стала играть в другой комнате, а снова направилась к кухне, к стиральной машине и, сев перед ней, вновь разразилась рыданиями. Я ее снова на руки и в комнату. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что дочка опять ползет к кухне! Так продолжалось несколько раз, пока я не решила прекратить бесплодные попытки. Просто стала с интересом наблюдать за происходящим, ничего не предпринимая. И вот она опять вползает на четвереньках на кухню, садится перед стиральной машиной и начинает громко кричать, дрожать, плакать. Я, зная уже кое-что об эмоциональной разрядке как о восстанавливающем процессе, просто сажусь с Аленой рядом и с любовью смотрю на нее, не успокаивая, не прерывая разрядку. Как учили. Не скажу, что это далось мне легко. Прошла, наверное, всего лишь минута, которая показалась мне вечностью, и вот наконец плач прекратился. Теперь дочка просто с интересом наблюдала за тем, как в машине крутится белье. Страх прошел. Больше стиральной машины дочка не боялась и никогда не плакала, когда я стирала», – поделилась своим достижением молодая женщина.

Все мы боимся разного, поскольку имеем разный жизненный опыт. За исключением, может быть, страха смерти – смерти боятся практически все. Хотя знакомая мне старая женщина о смерти говорит так: «Я не боюсь умереть. В старости смерть приходит как желанный сон». Дети, кстати, больше боятся смерти, чем взрослые. И потому пугают друг друга, рассказывая всякие страшилки. Это такая необходимая им внутренняя работа со страхом. Рассказываем страшилку страшным голосом, а потом визжим, кричим все вместе от страха, смеемся. Разряжаемся. И страх понемногу проходит. Так делали мы на групповых занятиях с первоклассниками, разряжая страхи перед привидениями, пиковой дамой, строгой учительницей или маньяком.

Одна девушка, вспоминая свое детство, говорила, что ее очень обижало, когда она рассказывала своим родителям о своих страхах, а они не воспринимали это всерьез, отмахивались, посмеивались. «Я бы хотела, чтобы к моим страхам, относились с уважением», – вспоминала она с сожалением. Желание делиться с родителями своими страхами пропало. А если ребенок не делится с нами, то и помочь ему мы не в силах! Родители могут не принимать страхи ребенка, отрицать их, уговаривать ребенка не бояться или стыдить свое чадо. Особенно это относится к мальчикам, которые, согласно вредным сформированным стереотипам, не должны ничего бояться. Почему родители несерьезно относятся к страхам ребенка? Потому что если они примут этот его страх, то тогда нужно будет что-то с этим делать, а что – неизвестно. То есть исключительно по причине собственной беспомощности.

«Я был жутким трусишкой, боялся всего: и мальчишек, которые сильнее, и вызова к доске, и двоек, за которые меня пороли. Особенно боялся неудач и насмешек. У меня были слабые легкие, и я не мог на физкультуре бегать так быстро, как другие ребята. Из-за этого учитель физкультуры постоянно издевался надо мной, отпуская шуточки в мой адрес. Класс начинал смеяться тоже: “Слабак! Смотри, штаны не потеряй!” Естественно, я не мог рассказывать об этом дома. По мнению отца, я не должен был ничего бояться. Самое страшное – это было услышать от него: “Ты же трус! ” Я должен был демонстрировать этакое абсолютно мужественное бесстрашие. И потом я уже стал бояться испытывать это чувство страха. Боялся бояться. А если вдруг понимал, что испугался, – чувствовал себя ничтожеством. Это было ужасно противно. И таким ничтожеством я чувствовал себя потом всю жизнь», – вот такой рассказ о детских страхах и о жутком одиночестве в детстве взрослого мужчины. Запрет на страх привел к тяжелому внутреннему конфликту. Да не может человек ничего не бояться!

Существуют витальные страхи, которые просто необходимы нам, чтобы не действовать безрассудно и сохранить свою жизнь. Не станет же человек прыгать с моста или намеренно ложиться под поезд! Это опасно для жизни, и потому такие страхи нам нужны. Можно назвать это и прогнозированием последствий. Но есть абсолютно ненужные нам страхи, которые блокируют, буквально замораживают определенные участки головного мозга и делают наше поведение иррациональным, ограничивая нашу свободу и жизнь в целом. Что здесь имеется в виду? Вот, предположим, девушка пришла сдавать экзамен. Сама ситуация экзамена – стрессовая. Особенно если у кабинета, где все и происходит, стоит трясущаяся от страха толпа студентов. Войди в эту толпу и, как бы ни был спокоен, заразишься страхом: и колени вроде ослабли, и мелкая дрожь по всему телу, и живот прихватило, и в голове сумбур.

Все мы когда-то сдавали экзамены и знаем, что преподаватель преподавателю рознь. В нашем случае преподаватель-мужчина был явно не в духе и позволял себе отпускать такие замечания в адрес студентки: «Вы вообще учили химию? Вы ее никогда не знали и знать не будете. С такими мозгами надо дома сидеть. Посмотрите на себя – вы же рта раскрыть не в состоянии! Что за ленивая молодежь пошла! Посидят ночку с конспектом перед экзаменом и возомнят, что что-то знают. Учиться надо, девушка, а не дурака валять!» Ну и что чувствует, как вы думаете, бедная студентка после такой преподавательской тирады? Страх, горечь, унижение. И можно ли после такого «вступления» продолжать отвечать как ни в чем не бывало? Конечно, нет.