Сердце мастера - Вера Арье

– Ной Яковлевич, поедемте, а? Пока нам боковые зеркала не поотрывали… Ведь ломанутся сейчас в переулки…

Но Волошин его не слушал, беззвучно опуская стекло.

– Молодой человек! – обратился он к юноше с собакой, который вышел из соседнего дома и тут же принялся делать фото с места событий. – А по какому поводу такое бурное негодование, не знаете?

– Да журналиста одного посадили. Говорят, сфабриковали дело, подкинув ему оружие. Интеллигенция встала на защиту свободы слова…

– А, ну это достойный повод. Давай, Валера, разворачивай коней, будем выбираться. И включи-ка новости – что-то я совсем от жизни отстал.

Бросив на Волошина взгляд преданного пса, которого по́ходя потрепали по холке, Валера принялся выкручивать руль.

«Как все же грубо у нас работают, – размышлял про себя Волошин, разглядывая благоустроенные московские дворы. – Оружие подбросили… Как в плохом кино, ей-богу! То ли дело французы: у них вместо стволов и наркоты всегда и во всем бабы замешаны. Взять хотя бы Рувэ: ну, допустим, отобьют его адвокаты – замнут и историю с горничной, и вакханалии на яхтах. Но репутация-то подпорчена! И жена наверняка уже подала на развод и раздел имущества – оберет его до нитки. Сейчас еще Лаврофф свой материал опубликует, и тогда все – адьё, мон шер месьё!»

От мысли, что все идет по плану, настроение его улучшилось.

– Ну, а теперь – новости культуры, – застрочил скороговоркой женский голос из встроенных в двери машины динамиков. – Сегодня Франция празднует большое событие: недалеко от Афин во время работ по благоустройству частного владения была обнаружена статуя, оказавшаяся последним творением известного скульптора, Октава Монтравеля. Шедевр под названием «Итея» был похищен из его дома, расположенного на Багряном берегу – во французской Каталонии – в самом конце Второй мировой войны. На протяжении нескольких десятилетий муза мастера, Дора Валери, занималась поисками пропажи. Однако они ничем не увенчались – казалось, «Итея» исчезла бесследно…

Мы попросили прокомментировать ситуацию историка искусств, культуролога Ларису Павловну Заболоцкую, много лет изучавшую творчество скульпторов этой плеяды.

– Действительно, потрясающая находка! – запищал на высоких тонах другой женский голос. – Ей мы обязаны кропотливому труду студентки факультета коммуникаций парижской Сорбонны, которая исследовала творчество Монтравеля и скрупулёзно сопоставляла биографические факты, находившиеся в открытых источниках. Замечу, что в последнее время французское правительство сделало все, чтобы похищенные во время оккупации шедевры были найдены и возвращены владельцам: оцифрованы нацистские архивы, опубликованы музейные каталоги, мемуары борцов Сопротивления и документальные фотохроники. И, знаете, это так замечательно, что взгляды молодежи обращены в прошлое! Благодаря им мировые собрания пополняются подобными находками. Заметьте, «Итея» станет достоянием не частной, а национальной коллекции – это оговорено в завещании музы и наследницы скульптора. Дора Валери до последнего верила, что творение мастера не утрачено безвозвратно, и настанет день, когда его увидит мир! Сегодня Министерство культуры и галерея Октава Монтравеля обсуждают возможность установки «Итеи», а также всех крупногабаритных скульптур гения, в саду Тюильри – рядом с музеем «игры в мяч», где хранились когда-то конфискованные нацистами сокровища мировой культуры.

– От себя нам остается добавить, – вновь зачастила журналистка, – что на сегодняшний день стоимость последнего шедевра скульптора превышает десять миллионов евро!

Волошин с хрустом рванул на шее тесный воротник и произнес тихим и страшным голосом:

– Останови.

Валера, заиндевев от этого короткого приказа, принялся разом останавливать все: радионовости, кондиционер и для верности – двигатель. «Мазерати» дернулся и застыл посередине какого-то безотрадного двора. Саданув дверью так, что водитель невольно втянул голову в плечи, Волошин, пошатываясь, побрел в сторону бульвара.

– Ной Яковлевич! А пиджак, телефон, портмоне?!. – попытался было образумить его Валера, но коллекционер даже не обернулся.

Услышав нарастающий автомобильный гул, доносившийся из арки, он прибавил шагу.

За время их метаний по переулкам манифестация переместилась в сторону Петровки. По Чистопрудному уже ползла вереница раскаленных машин, по аллеям сквера прогуливались парочки, а между дорожками, прямо на траве, белели походные военные палатки, вокруг которых топтались, громко всхрапывая, оседланные кони. Откуда-то раздавался избитый аккордеонный мотив, невольно навевавший мысли о старом Париже…

Неожиданно прямо перед Волошиным вынырнул из расшитой императорской палатки сам Наполеон. И тут же произнес по-русски:

– Слышь, мужик, сигаретки не будет?

Коллекционер отшатнулся и помотал головой.

– Портсигары образца двенадцатого года нам, конечно, выдали. А вот папирос в них нет! – посетовал Наполеон.

Часто заморгав, Волошин попятился назад и тут же наткнулся на штык французского солдата в полной боевой амуниции.

– Смотри, куда прешь! – необидно возмутился французский военный.

И без того расстроенное сознание коллекционера дрогнуло и начало рассыпаться на части. Тяжело дыша, он опустился на ближайшую скамейку, уперевшись локтями в колени и свесив голову, уставился на собственные ботинки.

«Обвели, – пульсировало в голове, – как мальчишку вокруг пальца обвели…»

Кто поступил с ним подлее – Оливия или Дора – он разобраться пока не мог. Нутро жгло от досады, как от ацетона, мысли отчаянно путались…

– Так вот, понимаешь, при отрицательном градусе стрельбы такие пушки оказывались бесполезны, – рядом с Волошиным плюхнулся грузный мужчина средних лет с лицом старшего научного сотрудника. Его спутник – бледный юноша, то и дело отирающий потный лоб тыльной стороной ладони, пристроился рядом, взирая на знатока с пиететом.

– Скажите, а что здесь за спектакль? – рискнул уточнить у них Волошин.

Мужчины покосились на него с подозрением, но все же ответили.

– Как что? Летний культурный фестиваль… Реконструированы эпизоды войны 1812 года, а вот там – еще одна площадка. Называется «Русские в Париже».

– Ну да, ну да, – закивал Волошин. – В Париже – русские. Конечно…

Собеседники, укрепившиеся в мысли, что гражданин находится в неадекватном состоянии, отодвинулись от него подальше.

Сделав над собой усилие, Волошин поднялся со скамьи и побрел к выходу из сквера, пытаясь вспомнить, где он оставил свою машину.

Возле зеленоватого пруда расположилась группа шахматистов. Они жили своей, не связанной с наполеоновскими походами жизнью. Потирая подбородки и то и дело поправляя матерчатые кепки, они кружили вокруг гигантской шахматной доски, рисуя пальцами в воздухе какие-то комбинации и тихо переговариваясь. Среди них выделялась пара озадаченных пенсионеров, которые, судя по всему, давно и безотрадно разыгрывали свою тупиковую партию.