Шутки старых дев - Дарья Калинина

– Никто, – подтвердил Лешка.

– В таком случае записку тебе могли подложить вчера. Вы вечером гулять ходили?

– Ходили, – с виноватым видом ответила Светлана. – Но мы же не думали...

– Это неважно, – перебила ее Инка. – А что за столовая, о которой идет речь? Возле твоего дома, Леша, есть что-нибудь подходящее?

– Есть, – немного подумав, ответил Лешка. – На ней и в самом деле написано «столовая». Осталась еще от застойных времен, только она сейчас, по-моему, не работает, а если и работает, то в три часа ночи уже точно закрыта. Это же не ночной клуб, а простая столовка для работяг и граждан, которым некогда зайти домой перекусить.

– Я бы не пошел, – вмешался мой папа. – Еще неизвестно, что и кто Лешу там ждет. И вообще, подозрительное время выбрал ваш доброжелатель. Если бы я хотел раскрыть тайну, то не стал бы действовать ночью и тайком. Пришел бы и все рассказал, что знаю.

– Не все же такие открытые, папочка, – заметила я. – Может быть, у человека есть свои резоны быть скрытным. Может, он опасается, что убийца его выследит.

– А почему вы решили, что записку подложили именно вчера? – спросил молчавший дотоле Вася. – Ее могли подложить еще на острове.

Мы в изумлении уставились на Ваську. Вот что значит свежий взгляд! Действительно, зная Лешкину рассеянность, можно было предположить, что записку ему подложили еще на острове и даже еще раньше, а он все это время протаскал ее с собой.

– Светочка, это случайно не похоже на почерк твоего брата? – с усмешкой спросила Инка.

– Ян тут ни при чем, – неожиданно заявил Лешка прежде, чем Светка успела придумать достойный ответ. – Я прекрасно помню, что утром в день отъезда искал свой паспорт. Я вывернул все карманы и пересмотрел все бумажки. Если бы эта записка была в куртке, я бы ее заметил. Но ее не было, и Яна, между прочим, уже тоже не было.

– Паспорт твой был у настоятеля, – напомнила я. – И ты про него забыл. Мы с Инкой его забрали и положили к тебе же в сумку, а ты за всю дорогу так и не поинтересовался, где он. Мы даже специально поспорили, вспомнишь ты или нет. Я выиграла.

– Совершенное безумие верить словам человека, который не помнит даже, где находится его паспорт, – заметила Инка. – Поэтому грош цена твоим утверждениям, что Ян тут ни при чем.

– Почему вы мне не верите? – обиделся Лешка. – Я точно говорю. Бабушка Леля, почему они мне не верят?

– Не обижайте мальчика, – приказала нам бабушка, которая уже давно вышла из своей комнаты и внимательно прислушивалась к нашему спору. – Если Леша говорит, так оно и есть.

– Бабушка!.. – взвыла я. – Этот Леша – ходячее недоразумение. Зачем ты его защищаешь? Ему предоставилась возможность разом разрешить все проблемы, а он ее умудрился прошляпить.

– Может, и к лучшему, – заметила мудрая бабушка. – Ему ведь могли правды не сказать, а еще и голову задурить.

– Да, для этого много не надо, – согласилась Инка, и все разом закивали.

Леша вконец разобиделся и ушел обижаться на кухню. Но так как обеда на плите не было, то он очень быстро сменил гнев на милость и вернулся к нам в комнату, где мы разглядывали бумажку, на которой была нацарапана записка.

– Смотрите, на другой стороне какой-то значок и буковка, – первой смекнула перевернуть бумажку другой стороной бабушка. – Что бы это могло значить?

Бабушке, как человеку неверующему и потому далекому от всех церковных дел было невдомек, что перед ней самая обычная поминальная записка – такие в изобилии разбросаны на столах в церквях, чтобы все желающие могли написать имена тех своих близких, которых хотели бы видеть в раю. Потом записка попадает священнику, и он во время молитвы перечисляет все имена, в ней указанные. Говорят, что здорово помогает.

На нашей бумажке имен не было; ее могли взять прямо в храме на острове, но с равным успехом ее могли одолжить и в любом другом храме.

– Кто из наших общих знакомых настолько религиозен, что ходит в церковь в городе? – спросила я у Леши и, не дождавшись ответа, продолжила:

– Могу сказать про себя. Если бы мне потребовалось написать тебе или кому другому записку, то я бы нашла обрывок газеты, обертку от шоколада, старую проездную карточку или использованный билет в театр. То есть что угодно, но только не бумажку из церкви, потому что жуткая морока: сначала искать церковь, потом заходить в нее, а потом еще разыскивать там подходящую бумажку.

– Точно, – подхватила Инка. – А вот в монастыре – дело другое. Там бумаги днем с огнем не найдешь. Если с собой не позаботишься прихватить, то приходится писать вот на таких бумажках. Или еще бывают бумажки «о здравии».

– Говорю вам, что бумажка оказалась у меня в кармане уже после отъезда Яна, – взвился Леша.

– Не хочешь ли ты сказать, что это мы с Инкой решили тебя разыграть? – сердито спросила у него я. – Бабушка, что ты там говорила про то, что узнаешь почерк? Это не мой случайно?

– Твой после проверки всех твоих домашних работ по русскому языку мне не забыть до конца дней, – заверила бабушка. – Очень похож на Зоин, но все-таки – не ее.

– Я уже ничему не удивлюсь, – сказал Вася. – Даже если выяснится, что мама вместо Пензы пробралась в монастырь и подложила эту записку Лешке, я и тогда глазом не моргну.

– Не смей мать оговаривать! – возмутилась бабушка. – Молод еще. Нос не дорос, а туда же. Говорю вам всем, что почерк только похож на Зоин. Я и ее упражнения по грамматике проверяла долгие годы, так что уверена: это не ее почерк. С первого взгляда, может, и похож, но не он.

– Ничего, – сказал Вася, – экспертиза разберется.

Бабушка онемела от возмущения, а мы все – от восхищения. И в самом деле, чего мы гадаем? Отнесем записку в милицию, пусть там разбираются. Теперь, когда они наконец вплотную занялись нашим делом, самое время подсунуть им эту записку. Но уйти в милицию мы не успели. Пришли из магазина Зоя со Славой, что, во-первых, означало скорое появление обеда, а во-вторых, надо было показать записку Зое.

– Надо же! – удивилась она. – Совсем мой почерк. Но только, Леша, я этой записки не писала. Если бы я чего знала, то сразу бы рассказала тебе, зачем мне такую таинственность наводить?

– А кому надо? – расстроился Лешка. Тетка бросила на него выразительный взгляд, говоривший: «Ну, совсем дурачок у Верки сын». И пошла готовить обед. Мы с Инкой и бабушкой отправились ей помочь, а Слава утащил записку в свою комнату, бормоча себе под нос что-то про нынешних жен, которые даже в магазин сами сходить не могут, на что у них, интересно, время уходит? Может быть, на любовников?

Обед состоял из пирога с капустой, куриного бульона к этому пирогу и самой курицы. Во время обеда Слава сидел мрачнее тучи, и даже любимый пирог его не утешил. Мой папа, напротив, веселился от души, активно ухаживая за Светланой и доводя этим меня и Лешку до белого каления. Бабушка что-то сосредоточенно обдумывала, а это был дурной признак, могло случиться несчастье. Инка тихо злилась на Ваську, который брякнул, что она выглядит значительно более взрослой, чем его сестра, то есть я, а я с удвоенной силой тревожилась из-за своей мамы. Одна Зоя курсировала между комнатой и кухней и была слишком занята, чтобы думать о какой-то записке, отсутствии сестры, дурном настроении мужа и пропавших сослуживцах.