Палачи и герои - Сергей Зверев

– Продали тебя, Дантист. И сволочь Адвокат. И лесник этот хитрющий. Выманить хотели.

Дантист ощутил, как холодная ярость сдавливает ему виски.

– Адвокат!.. Где эта клистирная тварь Лиза? Кто мне говорил, что он умирает?

– Да оставь ее. Он действительно так выглядел, что краше в гроб кладут, – примирительно произнес Орел.

– Чуть под монастырь не подвели! Ну, кого из вас убить, воронье помойное?! – Холодная ярость Дантиста требовала выхода.

– Кого, кого… Полицая мы упустили. Таким вертким и умелым оказался. Нас четверых на землю уронил – даже не поморщился.

– Святая Дева Мария, вы глупый сброд и хлюпики!

– Осипа до безсознания ударил. А Осип не хлюпик. Совсем не хлюпик, – кивнул на широкоплечего Орел. – Говорю же, очень этот Остап справный боец на кулачках. Да и бегать горазд.

– Понял тебя. – Ярость схлынула, и к Дантисту вернулся ясный разум. – Что дальше?

– Спрашиваешь, кому мстить? Так это мы сейчас быстро – до лесничества и обратно. И головы тебе их притащим. Или живыми приведем. – Орел блаженно прищурился: – Ох и запоют пташки.

– Так. – Дантист прикинул ситуацию. – До лесного хозяйства, говоришь.

– Обернемся до заката.

– Дурак ты, Орел. Там тебя НКВД ждет. И допрашивать будут тебя. И петь будешь ты! Да и здесь скоро неспокойно будет. Вот что. Уходим. А с ними потом рассчитаемся…

Ушли они успешно, не напоровшись ни на кольцо, ни на засады и заслоны войск НКВД.

Через несколько дней, когда все затихло, Дантист отправил людей навестить Лесника. Очень просил привести его живым.

Разведчики сообщили, что заимка пуста. Лесник ушел, оставив свое хозяйство.

– Предатели. Они везде, – произнес Дантист, выслушав доклад разведчика.

И в этот момент тьма на его разум опустилась чуть глубже. И он выдал распоряжение о расстреле полусотни бойцов УПА, подозреваемых в желании сдаться советским властям. И о проведении акций устрашения по отношению к их семьям.

Операция провалилась с треском. Все усилия и затраченные ресурсы вылетели в трубу. Дантист на свободе.

Иван писал рапорты. Его допрашивали об обстоятельствах операции – дотошно, хотя и без конкретных обвинений. Особенно упор следователи делали на два момента – как он спалился и каким образом ушел от бандеровцев.

Никто его не арестовывал, обвинения напрямую не предъявлял. Но обстоятельства его побега выглядели фантастично и вызывали подозрения. Как так – один отбился от восьмерых и ушел.

Пока шли разбирательства, он занимался рутинной бумажной работой в отделе, в основном касающейся хозяйственной деятельности. На выезды его не посылали, статус его как руководителя группы теперь был неясен. И еще он ощущал, что за ним присматривают.

Хорошо, Адвокат вспомнил, что среди охраны Дантиста числился некий Ратник, перебежчик из Красной армии и бывший полицай. По описаниям он походил на дезертира Сасько из списка предателей по картотеке НКГБ. Так что вопрос с причиной провала снялся. Оставалось понять, как Иван так удачно оторвался от преследования.

И вот тут был тонкий момент. Вполне реальной выглядела версия, что Ивана опознали бандиты. Взяли за горло. И принудили к сотрудничеству, создав такую легенду. На это намекал кое-кто из руководителей.

Наконец, в самом высоком кабинете республиканского наркомата начальник отделения Румянцев сказал:

– Бросьте! Это полная чепуха. Я не видел людей, более преданных делу, чем капитан Вильковский. Предательство – это не для него.

– Ручаетесь? – спросил нарком.

– Головой, – сказал подполковник Румянцев.

Эти слова требовали большого мужества. Потому что головой ручались за людей в прямом смысле. Если человек оказывался предателем, то добрый поручитель вполне мог лишиться жизни.

В итоге Ивана вернули к оперативной работе сначала в качестве обычного оперативника. Через некоторое время в плен попался один из сподручных Дантиста. Он полностью подтвердил версию Ивана. Рассказывал, что все потом долго удивлялись, как голыми руками можно завалить четверых не самых слабых вооруженных казаков.

Вопросы были сняты полностью. И Иван вернулся к руководству группой.

Страна справляла Новый год. У советских людей была уверенность, что это последний год Большой Войны. Но Иван также был убежден, что их, малой войны, хватит еще надолго. Вот и Дантист где-то бегает. В очередной раз вывернулся, выродок. Но ничего, будет и на нашей улице праздник.

Зима далась УПА тяжело. Бойцы мерзли в лесах, пытались отогреваться в селах, где их часто настигали войска НКВД и конспиративно-разведывательные группы.

Январь 1945 года ознаменовался несколькими чувствительными ударами по верхушке ОУН-УПА. Оперативно-войсковой группой Камень-Каширского райотдела НКГБ и 169-го стрелкового полка ВВ в селе Рудка-Червинская Волынской области был захвачен командир соединения УПА-«Север» Юрий Стельмащук – псевдоним Рудый. Он умирал от тифа. Перебив охрану в десять человек, поисковая группа внутренних войск задержала его вместе с медсестрой, которая поддерживала в нем жизнь. Добыча была знатная, но при одном условии – он будет жить и говорить.

От тифа Рудого военные врачи вылечили. А Ивана включили в группу по его разработке, которой руководил лично заместитель наркома внутренних дел Украины Тимофей Строкач, принимавший активное участие в допросах пленника.

Однажды в охраняемом помещении госпиталя Иван остался с Рудым с глазу на глаз. Тот был потерянным и озлобленным.

– Крах. Иначе происходящее не назвать, – зло бросил он. – Моя группа «Север» потеряла больше шестидесяти процентов людей и половину вооружения. Были сотни складов-«криевок» с оружием, боеприпасами и жратвой. Где они? Ни людей, ни оружия, ни продовольствия. А год только начинается.

– Не пора объявлять капитуляцию? – поинтересовался Иван.

– Никогда. Ни за что. Глубже в землю зароемся и будем кусать, кусать, кусать! Пока не доберемся до вены на вашей шее! – Глаза Рудого стали безумными. – Десять, двадцать, пятьдесят лет пройдет! Но мы однажды восстанем из могил и понесем высоко знамя Соборной Украины без кацапов и большевиков!

Потом к матерому бандеровцу вернулось снова былое равнодушие. Он прикусил язык. Не место и не время для эмоций.

Из-за пленения и болезни стойкий воин украинского повстанческого движения был эмоционально опустошен. И ему страшно хотелось жить. Однажды он решился:

– Я сдам его.

Речь шла о первом, еще до Романа Шухевича, командующем УПА Климе Савуре, псевдоним Крыса. Этот герой волынской резни до сих пор оставался ключевой фигурой подполья и числился в разыскных делах НКВД под одним из первых номеров.