Обман - Валерио Эванджелисти

— Что еще?

— Ты перевел тексты Гораполлона. Не отпирайся, я виделся с Денисом Захарией. Ты должен сжечь также и эту книгу и уничтожить медаль, отчеканенную другим адептом, Жаном Фернелем. На одной из ее сторон изображен Абразакс. Она была у Захарии, но теперь, думаю, у тебя. — Голос Ульриха еще больше смягчился. — Это все, о чем я прошу тебя, Мишель, сын мой. Согласись, это не так уж много. Взамен я предлагаю тебе полное спокойствие в течение всей отмеренной тебе земной жизни.

Воцарилось долгое молчание, потом Мишель, необычно спокойный, отрицательно покачал головой.

— Нет, Учитель. Я не стану клясться, жечь книги и уничтожать медали. Помимо воли я научился не доверять вам.

Пентадиус хрюкнул, а Ульрих отреагировал совершенно неожиданно. Глаза его зажглись счастьем, к которому примешивалась немалая доля гордости.

— Браво, Мишель! Ты прошел испытание! Теперь ты — глава иллюминатов! Мой единственный наследник!

Мишель изумленно раскрыл глаза:

— Наверное, я не понял…

— А чего тут понимать! — Лицо старика засветилось радостью. — Если бы ты поклялся, я бы проклял тебя навсегда! «Церкви» нужны верные люди, а не былинки, которые гнутся от малейшего ветерка! Подойди, Мишель, поцелуй меня!

Забытое чувство к этому хитрому и могущественному магу согрело грудь Мишеля, глаза заволокло слезами. Он подбежал к Ульриху, и тот прижал его к себе. Казалось, их сердца бились в унисон.

Но в тот же миг Мишель почувствовал у себя на затылке палку старика и оказался пленником с открытой удару спиной. Старик же закричал:

— Вот теперь время, Пентадиус! Убей его, убей!

Задыхаясь, Мишель увидел, как сверкнуло тонкое лезвие. Он попытался высвободиться, но Ульрих держал его крепко. Блеск лезвия приближался. Но тут вдруг клинок выпал из рук Пентадиуса, и звонкий, грубоватый женский голос крикнул:

— Вот так-то лучше! И не вздумай снова его поднять! А ты, мерзкий старикашка, отпусти сейчас же Мишеля, иначе я размозжу твою совиную башку!

Когда хватка разжалась, Мишель потер болевшую шею и увидел такую сцену: Жюмель стояла в дверях и держала в руках заряженный арбалет, самое смертоносное оружие того времени. Черные волосы разметались по плечам, на губах играла насмешливая и угрожающая улыбка. Приготовившись стрелять, она выгнула спину, и тяжелые груди, едва прикрытые блузкой, гордо торчали, как символы необоримой силы.

— Мишель, — сказала она, слегка задыхаясь, — этой штукой я могу уложить только одного. Выбирай которого!

Мишелю было трудно ответить, потому что его смутила неожиданная эрекция. Никогда он так не желал своей жены.

— Пощади обоих, — тихо прошептал он. — Они больше не смогут причинить нам зло.

Она немного поколебалась, потом сказала:

— Слышали? По мне, так Мишель даже слишком христианин, но я подчиняюсь его воле. Ну-ка, ноги в руки, и быстро! И если попробуете вернуться, ни Абразакс, ни Сатана не помешают мне вспороть вам брюхо!

Пентадиус и Ульрих окаменели. Но ни один из них, казалось, не испугался. Они были просто сражены тем, что им угрожала женщина.

Наконец Ульрих подобрал свою палку.

— Пошли! — скомандовал он.

Напоследок маг обернулся к Мишелю, его умное лицо снова задергалось и задрожало, но на нем не отразилось никаких чувств.

— Ты, наверное, ждешь какой-нибудь угрозы или обета мести, — произнес он без выражения. — Ничего такого ты не услышишь. Я не театральный актер. Скажу только, что, если не случится другой оказии, увидимся после смерти. В тех краях, где такие, как я и ты, не умирают.

Ульрих двинулся к выходу, толкая Пентадиуса перед собой, и Мишель проводил их до самых дверей, чтобы убедиться, что они действительно покинули дом. Прежде чем закрыть дверь, Мишель взглянул на небо. Оно было безоблачным и чистым.

Он закрыл дверь на засов и вернулся к Жюмель, которая укладывала арбалет на диван.

Мишель улыбнулся.

— Вот уж не знал, что в доме хранится такое опасное оружие.

— Господин Понсард, мой муж, да светит ему свет небесный, сражался при Павии, — ответила Жюмель. — Как видишь, кое-какую полезную память он по себе оставил.

— Ты, наверное, устала, тебе пора спать, — отозвался Мишель, изображая полную невозмутимость, — Завтра я скажу все, что думаю о тебе, и заявляю, что это будуг прекрасные слова.

Жюмель прыснула со смеху.

— Я бы охотно прикорнула, да вижу, у тебя затруднение: штаны узковаты. Топорщатся там, где вроде бы не должны. Прежде чем улечься, надо посмотреть, в чем там дело.

Веселый голос Мишеля слегка охрип:

— Пошли наверх, и я покажу, в чем дело.

— Наверху ребенок, а тут в нашем распоряжении диванчик, — Жюмель тихо рассмеялась. — Давай погаси, да не все свечи, а только одну…

Выполняя приказ, Мишель спрашивал себя, чем он заслужил такую необыкновенную женщину. А потом решил не думать, а просто принимать этот дар небес.

Признаки появления Ульриха потрясли и Нострадамуса, и трех его спутников. Пышные невиданные растения, которые заполонили поверхность почвы, начали колыхаться и гнуться, словно их раскачивал сильный ветер. Потом появился первый ребенок. Он на ощупь прокладывал себе дорогу среди растений, не обращая внимания на сидящих на земле чудовищ. Он просто не мог их видеть: у него не было глаз, а вместо рук висели тоненькие полоски плоти.

Через миг вслед за ним появился второй. Розовое тельце прыгало на тонких паучьих лапках, а личико было вполне симпатичным. Зато на личико третьего было невозможно смотреть. Оно высовывалось из венчика огромного цветка. Тельце было все в крови, и из личика тоже сочилась кровь. Носа на нем не было, а глаза и рот терялись в переплетении пульсирующих, надутых вен.

— Что происходит? — в смятении вскричал молодой священник.

Но прежде чем кто-либо смог ему ответить, кошмар усилился. Сотни, если не тысячи детей появлялись из листвы. Одни хромали, другие подпрыгивали, третьи выползали из кустарника. У каждого имелись какие-либо изъяны, и подчас настолько абсурдные, что заставляли думать о нашествии демонов ада. Но это не были демоны: в их наивных, растерянных глазах с расширенными зрачками сквозило либо безумие, либо страх. С неба исчезли все звезды, но от окружавшей космос изогнутой и пропускающей свет поверхности шло сияние.

Нострадамус раскинул руки, приглашая спутников прижаться к нему поближе.

— Не бойтесь, — уговаривал он, — перед бедами и несчастьями всегда рождаются уродцы. А эти явно предвещают ужасную катастрофу.

Стоя на вершине скалы, человек в черном плаще, священник и женщина с содроганием глядели, как у их ног плещется море детей с различными уродствами и аномалиями. Растений было уже не видно под кучей маленьких тел. Ножки, вывернутые назад, мяли стебли, руки, слишком большие даже для взрослого, рвали головки цветов и траву. Толпа остановилась у подножия скалы и образовала сплошную поверхность из горбатых спинок. От этой массы исходило тяжкое, угрожающее сопение. Сияние начало меркнуть.