Шакал и волки - Владимир Колычев

От Ларисы он уезжал в приподнятом настроении. И в своем офисе продолжал строить смелые планы. А потом появился Вырас. Довольный как слон.

– Все нормально, «чеченец» никому ничего не расскажет, – чуть ли не с порога сообщил он.

– Где он?

– В мать сырой земле. По старинному обычаю похоронили.

– Не понял, что за обычай.

– Это когда вместе с мужем жену в могилу кладут. Он же с Кристиной как с женой жил. Теперь они навсегда вместе...

– Благое дело ты сделал, Давид, – усмехнулся Ромчик. – Два любящих сердца соединил... А как Тимура в могилу класть будут? Одного? Может, и его женушку рядом положим?

– Зачем?

– Ну ты же знаешь, Шнур к ней неровно дышит. Мы ее грохнем, а на Шнура все свалим. Тогда точно все грехи на него спишем...

– Да ни к чему это, – покачал головой Вырас. – На Шнура и без того конкретно грешат...

– Да знаю. Я сегодня с пацаном одним разговаривал. Мы вместе с ним на крытке чалились. Так вот он со Шнуром вчера схлестнулся. Короче, Шнур на каждом углу сейчас орет, что Тимура сделал...

– Так это же отлично!

– А я про что?.. Но ты все равно, подбери с пяток толковых пацанов, пусть Шнуром займутся. А то, не ровен час, отмазываться от Тимура начнет...

– Уже. Ищут его уже. Все будет путем, отвечаю...

Вырас отправился по своим делам. А Ромчик собирался в спортзал. Его самого под штангу и на ринг не тянуло. Но хотелось посмотреть на своих пацанов. Они как раз тягали сейчас железо и рихтовали друг другу фейсы. У него всегда пела душа, когда он смотрел на своих ширококрылых соколов.

Только в спортзал он так и не отправился. Помешал Качан. Он заявился в его охранную фирму один, без свиты и оружия. Ромчик принял своего врага, даже радушную улыбку на губы набросил. А в душе мандраж. Что, если Качан предъявит ему за Тимура. Если это случится, тимуровский бригадир останется здесь навсегда. Ромчик был настроен решительно.

Но Качан и не пытался на него наезжать. Мало того, он предложил ему раскурить трубку мира.

– Ты, Ромчик, зла на меня не держи, – сказал он. – «Аврора» мне нужна была, чтобы косяк свой перед братвой смыть. Ты же сам понимаешь, «Аврора» изначально должна была моей стать. А тут ты... В общем, сам понимаешь, пришлось подсуетиться...

Ромчик его не понимал. Плевать ему, какие косяки у Качана перед его братвой. И на него самого наплевать. Его собственные косяки волнуют. Ведь теперь его братва с него спрашивать за «Аврору» будет. И он должен что-то ответить... И он ответит. Очень круто ответит. Только не сейчас. Потом, когда в силу войдет. А пока он должен быть с Качаном пай-мальчиком. Пока...

– Да понимаю я, – кивнул он. – Да и «Аврору» ты ж не просто так забрал. Контрольный пакет у тебя. Ты фактически хозяин. А белокаменские в чужих «крышах» не нуждаются...

– Вот-вот. Тимур чужих «крыш» над собой не терпел...

Качан потускнел, скорбно вздохнул.

– Да, слышал, я слышал, – в тон ему сказал Ромчик. – Какой-то отморозок его порешил...

– Недолго ему гулять. Вся братва на ногах. Найдут этого козла. Худо ему будет, отвечаю... Но Тимура уже не вернешь... Я это, зачем приехал. С тобой чтобы по-мирному за «Аврору» поговорить, да...

– Мира хочешь? – спросил Ромчик.

– Хочу, – мягко ответил Качан.

– Ну что ж, я не против...

– Ништяк, – обрадовался бригадир. – Тогда давай со мной поедем.

– Куда?

– На кладбище. Сегодня Тимура хоронят... На его могиле мир закрепим. А потом тризна будет. Посидим, выпьем за упокой его души...

Ромчику вовсе не хотелось ехать на кладбище. Но делать нечего. Отказаться от приглашения Качана – значит жестоко обидеть его. А этого он себе пока что позволить не мог.

Все бы ничего, но на улице моросил дождь. Сыро, промозгло. Да еще и на душе муторно.

У ворот кладбища стояло несколько иномарок крутого пошиба.

– Тимура еще не подвезли, – объяснил Качан.

Вообще-то это было и так ясно. Тимур Беспашный большая величина. На его похороны весь криминальный мир Москвы соберется. Крупные авторитеты, законные воры. А сейчас на кладбище только охранная бригада и, возможно, менты со съемочной аппаратурой подтянулись, в кустах шифруются...

Какое-то время Ромчик и Качан сидели в машине. Затем бригадир потянул его к могиле. Дождь уже закончился, из-за туч показалось солнце.

У отрытой ямы в почетном карауле застыли громилы в легких кожаных плащах. Ромчику стало не по себе. Не жаловал он похоронные церемонии, но сейчас не тот момент, когда можно было дать задний ход.

Хорошо, что появление похоронной процессии не пришлось ждать долго. С главной кладбищенской аллеи в сторону могилы шли дюжие хлопцы, на плечах которых покоился роскошный гроб. За ними должна была идти толпа провожающих. Но почему-то вместо толпы Ромчик увидел только кучку громил. В душу закралось нехорошее предчувствие. Но Ромчик тревогу бить не стал. Это предчувствие могла вселить сама скорбная кладбищенская атмосфера плюс на душу давила мысль, что в гробу лежал убитый по его приказу человек. В другом месте эта мысль радовала бы Ромчика. Но здесь не та обстановка. Вокруг него стояли люди, которые могли жестоко спросить с него за Тимура. К счастью, они ничего не знали.

Гроб поставили перед могилой на переносную подставку. Ромчик оглянулся по сторонам. Вокруг него тесным кругом сплотились громилы с хмурыми лицами и тяжелыми взглядами. По сравнению с ними два его телохранителя казались хлебной крошкой перед стаей воронья. Склюют ведь и не заметят... Ромчику стало страшно не на шутку. Какого ляда он согласился припереться на это кладбище? Зачем он дал себя уговорить?..

Настоящий леденящий страх Ромчик ощутил, когда был вскрыт гроб. В нем было пусто!.. А где же тело Тимура?..

– Ого-го! – громыхнул Качан. – А Тимур-то снова ушел от костлявой!

В кладбищенской тишине его голос звучал зловеще.

– Рано мне на тот свет.

А это голос самого Тимура.

Ромчик оглянулся назад и остолбенел. Прямо к нему шел Тимур Беспашный. Живой и невредимый. Толпа расступалась перед ним. Он остановился в одном шаге от Ромчика, воткнул в него взгляд.

– Что, Ромчик, облом вышел? – мрачно усмехнулся Тимур. – Не смог ты меня в могилу загнать... А так хотелось посмотреть, как я под землю лягу, да?

– А-а... Я не хотел... – жалко пролепетал Ромчик.

Ему казалось, что он слышит, как с шорохом сдвигается набок его крыша.

– Хотел, Ромчик, хотел... Все понимаю, но зачем ты меня в насильники-то записал, а? Зачем запозорил, а? Нехорошо, Ромчик, нехорошо... Ты каешься, Ромчик?