Дочери Рима - Кейт Куинн

— Как хорошо, что ты снова дома, — улыбнулся Гай.

— Неужели ты готов ей попустительствовать? — фыркнула Туллия. — Надеюсь, ты осознаешь неосмотрительность своего приключения, Марцелла. Тебя ведь могли убить.

— Сожалеешь, что этого не произошло? — парировала Марцелла. — Тогда бы ты перекрасила мою комнату в омерзительный розовый цвет, которым ты уже изгадила весь дом.

— Она очень устала, дорогая, — прошептал Гай на ухо жене. — Возможно, она немного не в себе.

В честь возвращения Марцеллы было устроено семейное торжество. Корнелия усадила ее рядом с собой и уберегала от назойливого внимания домочадцев, пока та ела. Марцелла с благодарностью сжала руку сестры, на что Корнелия так же ответила рукопожатием.

— Выходит, Сальвий жив? — поинтересовалась Лоллия. — Я рада. На самом деле он довольно безобиден, хоть и горазд размахивать кулаками. Значит, еще один развод не за горами, — она вздохнула. — Дед уже ищет мне мужа из рода Вителлиев.

— Тебе известно, что Вителлий страстный поклонник «синих»? — Диана сморщила носик. — По крайней мере это значит, что будет еще больше скачек…

— Извини, — Марцелла поставила кубок на стол. — Мне надо выйти, я хочу прогуляться. Прикроешь меня?

— Конечно, — с готовностью согласилась Корнелия и отослала Туллию под предлогом, что ей не понравились устрицы. Лоллия отвлекла Гая, слегка приспустив платье с плеч. Диана незаметно передала Марцелле свой плащ.

Руки Марцеллы дрожали, когда она забиралась в паланкин. Дул приятный теплый ветерок, но она задернула занавески. Лучи заходящего солнца, просачиваясь сквозь тонкую ткань, играли розовым цветом. Марцелла поудобнее устроилась на подушках и закрыла глаза руками.

— В сады, — приказала она носильщикам. — Отнесите меня в ближайшие сады.

Прошли долгие минуты, прежде чем Марцелла успокоилась, и дрожь оставила ее. Когда она наконец опустила руки, на ее лице играла улыбка.

Носильщики остановились, и она вылезла из паланкина. Безымянная зеленая заплатка на самом верху Квиринала не слишком подходила под определение сада. Зеленая полянка с несколькими деревьями и парой каменных скамеек, где юноши плебеи гуляли со своими возлюбленными, хотя и не могла претендовать на звание сада, зато с нее открывался прекрасный вид на весь Рим. Сейчас, когда Марцелла стояла здесь в одиночестве, великий город принадлежал целиком ей одной. С одной стороны оранжево-розовый диск солнца садился за горизонт, его последние лучи прорывались сквозь толщу фиолетовых облаков. Другая стороны неба была темно-синего бархатистого оттенка. Внизу, раскинувшись, словно, сплетенная из светлячков сеть, пылали огни освещающих улицы факелов. Рим. За последний год он видел четырех императоров: Нерона, Гальбу, Отона, и вот теперь Вителлия. Четыре императора…

Троих из них помогла свергнуть я, подумала Марцелла.

По крайней мере отчасти.

Нерон был сплошным недоразумением. «В твоем лице, цезарь, мир лишится великого актера», — однажды сказала ему Марцелла во время пира, пытаясь сделать ему приятное. Но вместо того, чтобы приободриться, он уткнулся ей в колени и начал рыдать, спрашивая, как ему скрыться от превратностей этого мира. Она ответила, что он скорее падет от собственного меча, чем сенату удастся казнить его. Больше всего на свете в тот момент ей хотелось встать и уйти домой… Однако Нерон неделю спустя действительно умер, пронзив себя острием собственного меча. И даже процитировал ее слова о смерти великого актера. Сам он никогда не мог написать для себя достойную речь.

Гальба… В некотором смысле его смерть также была случайностью. Почти. Наследником был провозглашен Пизон. Марцелла пошутила над Отоном, сказав, что если жрецы нагадают плохие предзнаменования, то он еще может тешить себя надеждой, что его провозгласят императором. Тот же мертвой хваткой вцепился в эту идею, подкупил жреца, чтобы тот истолковал знаки как неблагоприятные, и с выгодой для себя воспользовался недовольством солдат. На самом деле ее шутка была таковой лишь отчасти — уже тогда Марцелла не исключала возможности, что Отон поймет намек. Чего она не подозревала, так это того, что он зайдет так далеко. Она вовсе не желала смерти Пизону, да и сама не хотела бы умереть на ступенях храма Весты вместе со своими сестрами и кузинами, как то едва не случилось. Тогда события действительно едва не приняли самый скверный оборот.

Отон. Это была скорее попытка. Бедную Корнелию обуревал гнев по поводу смерти Пизона, и она пылала ненавистью ко всему, что так или иначе связано с убийцей ее мужа. Марцелла не удержалась и интереса ради поведала сестре несколько подробностей. Любопытно было посмотреть, что та предпримет. Надо сказать, что Корнелия оказалась куда более предприимчивой, чем ожидала Марцелла, — она примкнула к соратникам Вителлия и, ускользая из дома под видом посещения бань, начала передавать им любые сведения, какие, по ее мнению, могли помочь заговорщикам свергнуть ненавистного ей Отона. Марцелла и сама была готова встретиться с заговорщиками, однако Корнелия горела таким рвением, что ей ничего другого не оставалось, как просто «подкармливать» сестру нужными той сведениями. Передвижения легионов, тыловое снабжение, мелочное соперничество среди полководцев Отона — все это она как бы невзначай вкладывала в уши сестре или оставляла ей на видном месте записки. Корнелия передавала эти сведения соратникам Вителлия, и те не преминули ими воспользоваться, чтобы одержать победу над Отоном при Бедриакуме. Было ли поражение Отона полностью моей заслугой, размышляла Марцелла. Скорее всего, нет. Но ей было приятно думать, что свой вклад в победу Вителлия она тоже внесла. Жаль, правда, что Отон покончил с собой. Несмотря ни на что, он все-таки ей очень нравился.

А сейчас на императорском троне сидит Вителлий.

Из того, что Марцелле было о нем известно, он был толст, прожорлив и большой любитель скачек. Не слишком умен — скорее марионетка в руках честолюбцев. Что же с ним можно сделать?

Она села на поросшую мхом скамью, откуда открывался прекрасный вид на город. Рим. Она писала его летопись. Исписала уже несколько свитков. Но насколько они хороши, эти ее истории? Никто никогда не опубликует того, что вышло из-под пера женщины, никто никогда этого не прочтет. И тем не менее она продолжала писать, ведь что еще ей оставалось? Как известно, женщины не творят историю. Самое большее, что они могут, — это быть очевидцами событий. И все-таки она, высокородная Корнелия Секунда, известная также как Марцелла, с высоты холма взирала на Рим, а у ее ног лежали три мертвых императора. Никто даже не догадывался, что они там лежат, — ни муж, который презирал ее, ни сестра, которая всем своим видом выражала свое неодобрение, ни обе дурочки-кузины. На уме у одной были исключительно любовники, у другой — лошади. Никто ничего не знал. Никто ни о чем не догадывался. Марцелла рассмеялась вслух, представив себе выражение лица Туллии, если бы та узнала, что ее золовка низложила троих императоров.

Впрочем, кто знает, кто знает…

— Марцелла, — раздался за ее спиной резкий голос. — Я приходил к тебе домой, но рабы сказали, что ты пошла прогуляться, и мне ничего не оставалось, как отправиться вслед за твоим паланкином.