Атомная Лопата: Достучаться до Небес - Антон Чернов

Впрочем, коллективное обдумывание натолкнуло нас на ответ, вполне вероятный. Жираф уже давно скрылся, когда мы пришли к такому выводу: сибирские экспериментальные биолаборатории. Сам факт их существования широко не освещался, но шила в мешке не утаишь. А защитой от буржуйских шпионов и прочих опасностей было удалённое от населённых пунктов расположение и особый режим.

Соответственно, в них генетики и селекционеры творили совершенно замечательные, но и ужасные вещи. Гадский крабокальмар, заразивший меня в детстве остраконофобией — тоже плод шаловливых ручек генетиков из этих лабораторий!

Но, при этом, массу полезного и нужного в народном хозяйстве местные тоже делали. Например, мой Круша, светлая ему память, карликовый медвежонок — тоже из этих лабораторий родом. Умный, добрый, чай мне по утрам приносил, забавно переваливаясь так… Эх, даже вспоминать больно, вздохнул я, потрепав по голове Бейго — не Круша, конечно, но тоже хороший пёс.

Так вот, насколько я знал из Кибернетики Молодёжи, да и Светка то же самое из андроидских баз, занимались местные лаборатории не только полезным, но и интересным и приятным. А именно — модифицировали генным ключом животных для зоопарков и цирков. Делали поумнее, подобрее, да банально — продолжительность жизни увеличивали. Не слишком полезное в народном хозяйстве дело, но в народном досуге — полезное однозначно. Ну в тех же зоопарках зверей держать можно в полуоткрытых вольерах, а не в жутких ржавых клетках, мелких и вонючих, как у жестоких, жадных и глупых буржуев.

Оттуда, похоже, жираф и выбрался. Мутировал удачно — а генный ключ, как уже очевидно на практике, даёт очень хороший задел в плане положительных мутаций. Ну и бродит себе по сибирским лесам потихоньку, возможно — и популяция есть. Правда, с такими темпами размножаются они ме-е-е-едленно, что и к лучшему: жрать их, похоже, никто не решается, обожрали бы все деревья, вообще все в Сибири.

Вот только из этого, вполне логичного вывода, не менее логично следует следующий: не жирафами едиными наполнялись зверинцы. Хотя тут Светка меня, представившего запредельное засилье всяких тварей со всего света, положительно мутировавших притом, успокоила.

— Вряд ли таких видов много, Жора. Во-первых — популяция Тунгуски, — начала перечислять она. — Во-вторых — наша, автохтонная фауна тоже ведь менялась ключом. И несмотря ни на какую селекцию и модификацию, уроженцы джунглей и степей — не конкурентны. Естественный отбор.

— А жираф — чертовски удачная мутация, симбиоз…

— И отсутствие конкурентов среди аборигенной фауны, — закончила мысль Света.

— Да, было бы неплохо, а то всякого зверья дикого навалом. Те же медоеды там…

— Можно подумать, наша росомаха лучше, — хмыкнула Светка.

— Можно подумать, кто-то будет росомаху модифицировать, — хмыкнул я.

— Но рысей же модифицировали, — пожала плечами подруга.

— Не думаю, что модифицировали, Света, — озвучил я.

— А как, по-твоему? — со скепсисом сложила руки на груди Светка.

— Дрейф генов родственных видов, Свет. Смотри, козлы, именно лесные козлы — явно не на пустом месте появились. Но они и не домашние, а, скорее всего…

— Скрестившиеся с лесными, — протянула Света. — Да, похоже на то, и практически вытеснившие из лесов прочую рогатую живность. А рыси — кошки?

— Думаю — да. Которых никто не видел. И местные свиноты, кабанистые — тоже гибрид с дикими кабанами.

— А в центральной части союза почему больше на домашних похожи?

— Просто количество, думаю. Домашних свиней было до чёрта, а вот кабанов — мало, только в заказниках, да и там крохи. Просто растворились в домашней популяции.

— А в Сибири — картина обратная, и от диких кабанов взято гораздо больше.

— Именно. Соответственно, выходит, что росомахе просто неоткуда взять генный ключ, ну и неконкурентна, относительно мутантов с ключом.

— Если смежные виды, Жор, то вполне есть с кем — пушных куньих модифицировали.

— Тогда увидим росомах, — пожал я плечами. — Зверюга, конечно, неприятная, но… — фыркнул я. — На фоне хомяка — не слишком пугает.

— Да, хомяк — страшный зверь, — хихикнула Светка.

Вот в таких разговорах и двигали по маршруту. К исчерпанию хомячатины я чертовски удачно завалил того самого, нами обсуждаемого козла. Вышло довольно занятно, а именно: лазер эту груду зелёной рогатой шерсти не берёт толком, ручной разгонник — тоже через пень-колоду. В общем — убить надо было быстро, постараться самим козлом не забодаться, и не набрызгать попаданиями козлиной крови. Со всеми вытекающими из этого неприятными последствиями.

Причём, козлятине явно не нравился треск падающих деревьев, и держался он от Вездетанка на относительно немалом расстоянии. Но от хомяка осталось полкило, другой условно доступной дичи в округе не наблюдалось, и я включил мозги. А именно: стал думать, не как “бескровно” козла завалить, а как не дать лосиным вшам и червякам мясо изгадить. И — придумал, причём способ, как ни забавно, вышел довольно кровавый.

А именно, я аккуратно приблизился к козлятине, стал шуметь, ругаться и кидаться в стог козлятины палочками. Козёл на это отреагировал ожидаемо: промемекал что-то матерное на своём козлинском языке в мой адрес и втопил с места километров в пятьдесят где-то. Рогами на меня нацелясь.

Ну а я стоял с ногами в “скоростном режиме”, да ещё и боевой форсаж врубил. Как и виброрежим сжимаемой в руке СЛУшки. И, отпрыгивая, рубанул по шее несущемуся козлу, обезглавив его на ходу. Туша, брызжа кровью, покатилась, как и голова. А вот тут было самое главное. Не дать симбионтным трупоедам изгадить провизию, и отрубленная голова тут была как нельзя кстати.

Не выходя из боевого форсажа и скоростного режима, я подскочил к обезглавленной туше и взвалил её на плечи. Тяжеловато, чертовски, меня сантиметров на пятнадцать сплющило — кости натурально гнулись. Но держали, ОПБК — вещь. А я, тяжёлыми прыжками втопил к Вездетанку. И успел — пока вши и червяки сновали вокруг головы, я уже сгрузил тушу добычи в Вездетанк.

— Тяжеловато, — признался я, с громкими щелчками потягиваясь.

— Как ты эту тушу пёр — в голове не укладывается, — признала Светка.

А вот дальше проявилось некоторое огорчение. Причём Светке, как кулинару. Уж что Шнипперсон делал с козлятиной — непонятно, но в пропитание шла большая часть