The Мечты. О любви - Марина Светлая (JK et Светлая)

Богдан загнал себя и физически, и морально. Сначала его вымотал их с Романом развод, за что она испытывала недюжинное чувство вины. Потом — первая любовь. Он довел свое здоровье до того, что угодил в больницу, явно рассчитывая, что разжалобит эту дуру, посмевшую не оценить ее сына по достоинству. Потом прогулял экзамены. Чуть не испортил себе будущее. Целые дни проводил в комнате, глядя в потолок и слушая одну и ту же музыку. Депрессовал на полную катушку и, кажется, даже назло самому себе. Своим детским горем заводил себя все дальше, а Нине — хоть по стенам ходи, видя, как Бодя страдает.

Что она могла сделать? Вот что? Ей казалось, что он с каждым днем отдаляется. Все больше замыкается в себе. Что еще немного — и его уже не вернуть к нормальности. Он напоминал ей ее саму, когда она страдала по Роме. Мальчик на разговор не шел. Вызвать его на откровенность было нереально. Попытаться втереться в доверие и на что-то отвлечь… тоже никак. Он даже с друзьями в тот период не слишком охотно виделся, на кой черт ему мать?

Но и оставить все как есть и дать ему перебеситься Нина не могла. Потому что это был ее ребенок. Ее! И она бы костьми легла, лишь бы у него все наладилось.

За информацией Нина, недолго думая, влезла в его телефон. Благо у Боди всегда была дурная привычка бросать его где попало и как попало. Контакт на букву «Ю» с десятками непринятых она засекла сразу, едва влезла в историю звонков. И те непринятые сами по себе были немалым поводом возненавидеть эту самую проклятую «Ю». Ведь как так? Игнорировать ее мальчика?! Чем он заслужил подобный игнор?

Чтобы узнать, чем заслужил, Нина, думая еще меньше, коснулась пальцем одного из ярлыков на экране — мессенджера, которым пользовался обычно Богдан. И, как и следовало ожидать, нашла тот самый чат все с той же «Ю», который был увенчан текстом от бота: «Данный контакт ограничил вам возможность писать сообщения». Ограничил физически. Морально — гораздо раньше. Еще с конца весны. Потому что далее весь экран представлял собой сплошной Бодин монолог, в котором он просил ее увидеться и поговорить. Просто увидеться и просто поговорить. Потому что он не может без нее жить.

Нина листала Бодины сообщения все выше и выше, пытаясь уловить смысл до тех пор, пока мозаика не сошлась окончательно в точный, яркий и подробный рисунок, и она не осознала, кто такая эта Бодина «Ю». Впрочем, масштаб катастрофы, соизмеримой с пожаром на нефтебазе возле атомной электростанции, Нине еще только предстояло осмыслить. И случилось это далеко не сразу.

Спустя буквально несколько дней ее бывший муж и, как оказалось, ныне счастливый жених другой женщины подтвердил ее догадку, решив честно поведать и о себе, и о сыне.

Удержалась от демонстрации эмоций этому предателю она тогда лишь потому, что была уже готова. Плела что-то про цивилизованность. И про знакомство с девочкой. Стояла на самом краю, но вниз не соскользнула.

Если Рома бил промеж глаз, то Бодин роман с сестрой Евгении Малич Нина Петровна восприняла как удар в спину. Несколько примиряла ее с сыном только причина их раздора. Как ни крути, а Богдан защищал интересы своей матери так, как он их понимал. И тем не менее… тем не менее, Нина твердо решила, что ни за что и никогда не позволит этому союзу состояться. Пусть она потеряла Ромку — не на того мужчину поставила, хотя и теребила до сих пор ее не к месту проснувшаяся тоска по разбитой любви и по мужу. Но Богдана она им не отдаст.

Потому что он — не имеет права тоже ее предавать. Не имеет. Она родила его, он ей должен.

Простая и эгоистичная формула, но только она — единственно действенная. Потому что мечты, надежды и ожидания — все блажь. Ими только подтереться и забыть. Не аргумент.

А теперь вот — внук.

Внук, которого она отчаянно, просто до слез хотела, и которого родила им именно та самая «Ю», которую Нина однажды так легко, до обидного просто отвадила от Бодьки, лишь утвердившись для самой себя в мысли, что та девочка его и не любила совсем. Любила бы — одной отповедью ее было бы не сломить.

Но сейчас, глядя на фотографию мальчика из детского сада, Нина задыхалась. Ее будто бы кипятком ошпарило. Опалило дыхательные пути, дышать больно: «Ю» родила ей внука. Родила и никто ничего не знал. Дала чужое имя. Любила? Бодю любила? Не боролась за него ни дня, ушла сразу, за секунду, исчезла, стерлась, оставив его один на один с собой и с разбитыми надеждами. Согласилась с безапелляционным Нининым «не ставь его перед выбором между мной и тобой». И не поставила.

Но родила внука.

Как такое возможно?

Когда они успели?

Почему молчали? Почему не сложилось? Теперь, когда она уже не смогла бы вмешаться — почему?

Вопросов было слишком много, и все они роились внутри черепной коробки Нины Петровны, которая так и не смогла перестать быть Моджеевской, как бабочки, которых сунули в банку, и они сбивают с крыльев пыльцу, ударяясь раз за разом о стекло, пытаясь вылететь к свету.

И по всему выходило, что сейчас с этими вопросами она осталась в одиночестве. Потому что никто не мог бы прийти ей на помощь. Богдан не сказал. Роман — не сказал. Возможно, не сказала и Таня. Они все оказались не с ней.

Несколько дней назад, когда на генерального директора «MODELITCorporation», Богдана Моджеевского, началась активная информационная атака, она поначалу не придала этому никакого особенного значения. Во-первых, все тычки не выходили за пределы желтизны. Во-вторых — ну сфотографировали его с ребенком возле детского сада. Понимая, что Юля Малич в городе, хоть и замужем, Нина допускала, что Богдан может ошиваться поблизости. Потом появилась фотография с этой самой Юлей — их поймали в кафе, вместе все с тем же ребенком, лицо которого различалось с трудом.

Не обращать внимания и дальше становилось невозможно, и Нина Петровна попросила