Вне подозрений - Сабин Дюран

– А он вас не кусал? – спрашиваю я.

Джек издает сдавленный смешок.

– Да, Аня говорила, что он бывает очень непослушным, но с ней всегда был паинькой. Аню все дети слушаются. Слушались… – Она втягивает уголок нижней губы.

А если бы Аню наняла на работу я? Если бы она стала нашей няней, жила бы вместе с нами? Случилось бы тогда… это?

Грудь вдруг сжимает, словно тисками. Тоска по Милли и боль от гибели Ани будто на миг смешались, переплелись. И мне не разлепить их, не распутать… Я снова и снова оказываюсь в том сне про кошку, снова панически боюсь потерять что-то безумно важное, трясусь от предчувствия неизбежного краха…

Хейуорд продолжает расспрашивать Кристу. Сколько они с Аней жили вместе? (Полгода.) Сколько до этого были знакомы? (С детства.) Он решает попробовать пирожное – и запихивает его в рот целиком. Испуганно выпучив глаза – лакомства оказалось неожиданно много, – Джек с трудом его проглатывает и вытирает губы бумажной салфеткой.

– А квартира, куда она переехала, была ей по карману?

Девушка пожимает плечами:

– Аня много работала. И надеялась найти работу учителя в хорошей школе, с хорошей зарплатой – когда доучится. Но квартирка была очень маленькая, поэтому скорее всего не такая уж дорогая. Здесь в шкафу хранятся кое-какие ее вещи – книги, бумаги, старые дневники. То, что было ей не нужно. Наверное… – она будто спотыкается, потерянно смотрит на нас, – надо отправить их ее родителям, в Лодзь.

Родители… Несчастные родители! Как такое пережить?… Господи, я хочу назад на работу, хочу в свою привычную жизнь, хочу забыть об этом кошмаре! Лучше бы я сидела в машине и не высовывалась.

Но Джек вдруг становится в стойку:

– А можно на них взглянуть? На дневники?

– Я не знаю. – Неуверенность в голосе. Не перегибает ли Хейуорд палку?

– А ее жених? – Я усилием воли возвращаю себя в разговор. – Он был хорошим человеком?

– Да. Нет. – Она опять закусывает нижнюю губу. – Хорошим человеком? Не знаю.

– Плохим? – вставляет Джек.

– Толек… Он очень-очень сильно любил Аню. – Она смахивает с колен невидимые крошки. – Слишком сильно.

– Как это? – резко бросает Джек.

Она в раздумье смотрит на меня. Потом, решившись, торопливо произносит:

– Он хотел жениться на Ане побыстрее, а она все время говорила о карьере, об учительстве. У Толека золотые руки, он добрый… Он хотел жену, которая будет любить его так же, как он ее. Сложно было…

– А ребенку он радовался? – спрашиваю я.

– Да, – расплывчато говорит Криста. – Так волновался, когда у Ани была угроза потерять ребенка. Кровотечение. Аня и отец малыша вздохнули с облегчением, когда обследование показало, что все в порядке.

Джек чуть вздрагивает. Смотрит мне в глаза. Он тоже заметил. Странная фраза. Не Толек. Отец малыша.

– У вас есть номер Толека? – интересуется Хейуорд. – Мы бы очень хотели с ним пообщаться.

– Он плохо говорит по-английски. Когда Аня умерла, он был в Польше. Теперь очень злой. И виноватый.

– Вы точно знаете, что он был в Польше? – настаивает Джек.

Она едва заметно ерзает на стуле.

– Да. Он очень злится, что полиция все спрашивает его и спрашивает.

– Злится? – переспрашивает журналист. – Хоть и невиновен? Что значит «злится»?

– Он водопроводчик, очень работящий, – туманно поясняет Криста.

Она поглаживает ладонями свои руки, от кисти до локтя, словно поправляет невидимые раскатавшиеся рукава – жест, говорящий о том, что ей хочется уйти. Она нервничает. Избегает наших взглядов.

Сидевший рядом с нами старик поднимается, направляется к выходу, и, чтобы он мог пройти, я подвигаюсь вперед вместе со стулом. Криста не сводит глаз с оставленной на соседнем столике газеты. В правом нижнем углу красуется крошечная, не больше почтовой марки, моя фотография.

Девушка поднимает голову и встречается взглядом со мной. Встает. Она хочет выйти на свежий воздух, но Джек вцепился в свою пустую чашку. У него есть еще один вопрос.

– Вы что-нибудь знаете о неожиданно свалившихся на Аню деньгах? Ее хозяевам показалось, что в последнее время она стала больше тратить – новая одежда, белье, украшения.

– Аня много работала! – категорично отрезает Криста. – Очень целеустремленно. Она всегда стремилась к лучшему.

– А Толек?

– Он хорошо зарабатывает! Жители южного Лондона, – она неопределенно машет в сторону Вандсуорда, – постоянно заказывают новые ванны.

Мы провожаем Кристу назад на холм, прощаемся у входа в дом. Я вновь ее обнимаю.

– Когда узнаете правду, – просит она, – скажите мне.

Губы девушки вытягиваются в скорбную прямую линию, она кивает, сдерживая слезы.

– Обещаю. – Я киваю в ответ.

В этот миг я, будь на то моя воля, охотно объявила бы всему миру имя убийцы – пусть только ради одной Кристы, подруги мертвой Ани Дудек.

Джек возится с телефоном – щелкает кнопками, вертит в руках. Я молча, как робот, возвращаюсь по газону к машине. Борюсь со слезами.

Сажусь на водительское место и достаю из сумки газету того самого старичка из кафе – вчерашний воскресный таблоид. Фото размером с марку – всего лишь затравка для спрятанной на внутреннем развороте статьи. Страница шесть. Вот она.

Фотографии: я на крыльце своего дома; тот самый прославившийся синяк; Стэн-супермен – голова склонена набок, красивое лицо озабоченно. Этого снимка я раньше не видела. Вот ведь гад тщеславный, подсунул репортерам свеженькое фото! Крупным планом лицо Инди, «моей замены». Снимок старый, наверное, из размещенного когда-то на сайте «Прожектор» резюме.

Хлопает дверца машины, поскрипывает под тяжелым телом пассажирское сиденье. Я не смотрю – уперлась лбом в руль. На мое плечо ложится ладонь. Я резко откидываюсь назад, и Джек успевает отдернуть руку раньше, чем я ее придавлю.