Притворщик-2, или Сага о «болванах» - Александр Шувалов

— Ты уже завтракал? — заботливо спросил куратор, пряча глаза.

— Нет, а при чем тут завтрак?

— Тогда не кури натощак, — вдруг с неожиданной для своих лет резвостью выхватил у меня сигарету.

— Ты что делаешь? — озверел я.

— Натощак курить вредно, — заявил он, затягиваясь. — Сейчас сходишь, помоешься с дороги, и милости просим на кухню.

— С каких это пряников?

— С таких! — взревел он — С тульских! — Сгреб меня за шиворот и поволок в душ. — Иди мойся, истеричка!

— Ну, и что ты хотел… — вытирая полотенцем голову, я вошел на кухню и обомлел.

Салат «Оливье», мой любимый, колбаска, сало, селедочка, вареная картошка в просторной, больше напоминающей тазик, миске. Огурчики, помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике… капусточка. Графин с соком и запотевшая литровая бутыль национального русского напитка, того самого, что и в тени всегда ровно сорок градусов.

— Садись, — придвинул мне табурет Сергеич. — Выпить-то хочешь?

— Хочу, — с достоинством ответил я, помимо воли, присаживаясь. — Только, сначала ответь…

— Позавчера, — лаконично ответил старый головорез, наполняя емкости: большую рюмку и рюмку поменьше, — догадки появились несколько дней назад, а узнал только позавчера.

— У Грека они появились раньше, — я потянулся за рюмкой, но тут же получил по руке. — Ты что?

— Ничего, — сурово ответил он. Достал из нагрудного кармана три большие звездочки и забросил в рюмку. — Осторожно не подавись, у нас один мужик десять лет ждал майора, а когда присвоили, проглотил звезду. Пришлось вести в госпиталь, прямо из-за стола.

— Нет, ты все-таки скажи…

— Для всяких там подполковников эта информация закрыта, — отрезал он. — Могу сообщить только полковнику российской армии.

— Черт с тобой. — Я сгреб рюмку, нехотя чокнулся и употребил. Достал изо рта звездочки и выложил на стол.

— Закусывай, — он положил мне салата, придвинул тарелку с хлебом.

— Сначала… — начал было я, но почувствовал, как рот заполняет слюна. Махнул рукой и взялся за вилку.

— Хорош жрать, — куратор наполнил рюмки по новой, — за полковника, который все сделал, как надо и красиво вернулся.

— Куда уж красивей, — проворчал я и выпил, потому что очень хотелось.

— Не знаю, Стас, будет ли тебе легче, но — он прикоснулся к собственному носу — Поди, слышал, что со мной случилось в Турции?

— Все слышали.

— Так, вот, в тот раз и я был «болваном».

— Когда узнал?

— Через полгода и случайно — он усмехнулся половиной рта. — Помню, тоже тогда расстроился.

— Ты это серьезно?

— Куда серьезнее — он вздохнул. — Мне это дело с самого начала не гляделось.

— Можно подумать, одному тебе.

— Подробности я узнал совсем недавно.

— И?

— Политика, Стас, это такая клоака, что даже разведка по сравнению с ней — с головы до ног белая, пушистая и почти не воняет.

— Ты хочешь сказать, что никакого изделия не было?

— Было — он закурил. — Но не в тубусе — засмеялся. — Этот Нефедов оказался не таким уж и лохом, всю информацию сбросил на флешку.

— Ни хрена не понял, тогда к чему все это?

— Когда тот опер понял, что его вот-вот возьмут, он пробрался к нему в институт и спрятал ее там.

— Логично — признал я. — Даже остроумно. Рабочее место, к тому времени, уже как следует обыскали.

— Точно, — подтвердил он, — смотреть по второму разу не стали, да, и потом, не до того было, тебя, понимаешь, ловили.

— И где сейчас она?

— Три дня, как здесь.

— Борис, — догадался я. — Прислал диппочтой.

— Умница. — Сергеич нырнул пол стол и показался на поверхности с высокой картонной коробкой, — Посмотри лучше, что я для тебя приготовил, — снял с коробки крышку.

Я перегнулся через стол и заглянул вовнутрь.

— Ух, ты, — изумленно посмотрел на него. — Папаха.

— Самая настоящая, — подтвердил он. — Полковничья, из натурального барана. Старого образца, сейчас таких уже не делают. Носи на здоровье — и нахлобучил ее мне по самые уши.

Вот, значит, так. Таким, вот, образом. Не ждал, не гадал, что когда-нибудь стану «болваном». Нет, это же какого уровня должна быть операция, чтобы назначить притворщика, полковника, между прочим (я поправил папаху), обычным болваном. Однако сделали, и я добросовестно отбыл им весь назначенный срок. Хотя, принимая во внимание квалификацию и обстановку, отработал я не просто им, а, скажем так — «болванищем». Интересное ощущение, нечто подобное я почувствовал много лет назад, лишившись невинности.

Политика, блин, сколько народу положили и все ради того, чтобы сменить одного видного чиновника на другого, не менее видного. Дерьмо собачье! А меня, между прочим, тоже могли грохнуть в ходе этой оперетты, и не раз. Под воду заставили лезть. Я вспомнил себя, обвешанного багажом, как тот вокзальный носильщик, в темноте, с аквалангом и ластами, и хмыкнул. А, и пошло оно все. Обосранный, зато живой, в который раз уже (в смысле, живой). И это не может не радовать. В конце концов, это моя работа, ничего другого, уж так вышло, я делать не умею. И не собираюсь.

— Стас, алло, ты где?

— Здесь я, Сергеич, в России.

— Вот, и отлично. Давай-ка за это выпьем!

— Не вопрос — я поднял рюмку на уровень глаз, как будто, прицеливаясь. — Грека помнишь?

— Финикова, что ли, — он хохотнул, — который изменник?

— Его самого, — подтвердил я, — велел кланяться.

— Как он там?

— Скучает.

— Бывает, — он проглотил водку и закусил кусочком сала, — у тебя дома компьютер, конечно же, есть?

— А то.

— Значит, так, сегодня мы немного выпьем…

— Немного? — удивился я.

— По сравнению с мировой революцией, — бодро ответил он и потянулся к сигаретам. — Завтра проснешься и пойдешь домой. Выпьешь пивка, поспишь еще немного, а вечерком залезешь в Интернет.

— Зачем?

— Неужели неинтересно посмотреть, какого гуся сковырнули с твоей помощью?

— Если честно, не очень.

— Ну и правильно, — согласился он. Посмотрел на меня. — Нет, неправильно.

— Что неправильно?

— Папаха, говорю, неправильно надета — он снял ее с моей бестолковой головы и снова надел. — Сам посмотри — достал с подоконника зеркало на подставке и водрузил передо мной. — Вот, любуйся.