Основы метафизики нравственности - Иммануил Кант

имеет своим результатом великую, заранее намеченную цель (vitam extendere factis), – это единственно верное средство быть довольным жизнью и вместе с тем чувствовать себя пресыщенным ею. «Чем больше ты думал, чем больше ты делал, тем больше ты жил (даже в своем собственном воображении)». Такое завершение жизни дает человеку удовлетворение.

Но как обстоит дело с удовлетворением (acquiescentia) в течение жизни? Для человека оно недостижимо ни в моральном (удовлетворенность своим поведением), ни в прагматическом отношении (удовлетворенность своим состоянием, которое он намерен обеспечить себе, проявляя способности и житейскую мудрость). Природа сделала страдание стимулом к деятельности человека, неизбежно толкающим его всегда к лучшему; даже в последние моменты жизни удовлетворение последним ее периодом можно назвать только сравнительным (потому что мы сравниваем свою судьбу и с судьбой других, и с самим собой); оно никогда не бывает абсолютным и полным. Быть в жизни (абсолютно) довольным – это признак бездеятельного покоя и прекращения всех побуждений или притупления ощущений и связанной с ними деятельности. Но такое состояние так же несовместимо с интеллектуальной жизнью человека, как и прекращение работы сердца в животном организме, за которым, если не появится (через страдание) новое побуждение, неизбежно следует смерть.

Примечание. В этом разделе следовало бы говорить и об аффектах как чувстве удовольствия и неудовольствия, которое выходит за пределы внутренней свободы человека. Но так как аффекты часто смешиваются со страстями, о которых речь будет в другом разделе, а именно в разделе о способности желания, и так как они все же стоят в близком родстве с ними, то рассмотрение их я откладываю до этого третьего раздела.

§ 62. Быть всегда расположенным к веселости – это в большинстве случаев [особое] свойство темперамента, но часто это может быть и действием принципов, как, например, принципа наслаждения Эпикура; так называли этот принцип другие, и потому он приобрел дурную славу, хотя в сущности под ним подразумевалось постоянное веселое расположение духа мудреца. Уравновешен тот, кто не радуется и не печалится; он сильно отличается от того, кто равнодушен к событиям жизни, стало быть мало чувствителен. Уравновешенности противоположен капризный (launische) способ чувствования (возможно, что он первоначально назывался lunatisch), который представляет собой предрасположение субъекта к внезапным приливам радости или печали, причины которых он сам указать не может; это бывает чаще всего с ипохондриками. Это свойство совершенно отличается от юмористического (launichten) таланта (такого, как у Батлера или Стерна), когда остроумный человек преднамеренно ставит предметы в неверное положение (как бы вниз головой) и тем самым с лукавой простотой предоставляет слушателю или читателю удовольствие самому поставить все на место. Чувствительность (Empfindsanikeit) не противоположна уравновешенности, ведь она есть сила и способность допускать и состояние удовольствия, и состояние неудовольствия или не допускать их в душе; следовательно, у нее есть выбор. Другое дело – сентиментальность (Empfindelei); она слабость даже против воли поддаваться сочувствию к состоянию других, способных как бы играть на [внешних] органах сентиментального человека по своему усмотрению. Первая свойственна мужчине, ибо мужчина, который хочет избавить от трудностей или страданий женщину или ребенка, должен иметь тонкого чувства столько, сколько нужно, чтобы судить об ощущении других не по своей силе, а по их слабости; и эта нежность его чувства нужна для великодушия. Бездеятельное же сочувствие, когда свое чувство симпатически звучит в тон с чувствами других и таким образом лишь пассивно поддается воздействию, есть нечто нелепое и детское. Так можно и до`лжно быть благочестивым, сохраняя хорошее настроение; так можно и до`лжно исполнять трудную, но необходимую работу, сохраняя хорошее настроение; и в таком же хорошем настроении надо даже умирать, ибо все это теряет свое достоинство, если совершается или испытывается в дурном настроении и мрачном расположении духа.

О таком страдании, о котором известно, что оно может прекратиться только вместе с жизнью, говорят, что человек сокрушается о чем-то (о своей беде). Но ни о чем не следует сокрушаться, ведь то, чего нельзя изменить, надо выбросить из головы: нелепо намерение сделать совершившееся не совершившимся. Исправлять себя самого можно, и это наш долг; но бессмысленно желать улучшить то, что не в моей власти. Однако принимать что-то близко к сердцу – здесь имеется в виду каждый добрый совет и каждое доброе наставление, внимать которым человек имеет твердое намерение, – это обдуманное направление мыслей [с целью] сочетать свою волю с достаточно сильным чувством для исполнения ее. Покаяние человека, подвергающего себя добровольным мукам, вместо того чтобы быстро направить свой образ мыслей на лучшее поведение, – это напрасный труд; кроме того, оно имеет еще и то дурное следствие, что тем самым (раскаявшись) человек считает список своих грехов уничтоженным и таким образом отказывается от стремления сделать себя лучше, которое должно быть вдвое сильнее, как этого требует разум.

§ 63. Один способ удовольствия есть в то же время культура, а именно увеличение способности испытывать еще большее удовольствие; таково удовольствие от наук и изящных искусств. Другой способ – истощение, которое делает нас все менее способными к дальнейшему наслаждению. Каким же путем следует искать удовольствие? Как сказано было выше, основная максима гласит: отмеривать себе такую долю удовольствия, чтобы оно все еще могло увеличиваться. Пресыщенность удовольствием вызывает такое отвратительное состояние, что сама жизнь становится избалованному человеку в тягость, а склонные к истерике женщины изводятся. Молодой человек! (я повторяю) полюби свою работу, отказывайся от наслаждений не для того, чтобы отречься от них совсем, а для того, чтобы, насколько это возможно, всегда иметь их перед собой в перспективе! Не притупляй преждевременно восприимчивости к ним, употребляя их [во зло]. Зрелый возраст, который никогда не знает сожаления об отказе от каждого физического наслаждения, в самом этом самоограничении обеспечит тебе такой капитал для удовлетворенности, который не зависит от случайности или от закона природы.

§ 64. Но мы судим о наслаждении или страдании с точки зрения более высокого удовлетворения или неудовлетворения собой (именно морального): следует ли нам отказываться от них или предаваться им.

1. Предмет может быть приятным, но удовольствие от него может не нравиться. Отсюда выражение горькая радость. Тот, кто, находясь в стесненном положении, получает наследство от своих родителей или от почтенного и доброго родственника, не может избежать чувства некоторой радости по поводу их смерти, но он не должен упрекать себя за это. То же происходит и в душе адъюнкта, который с непритворной печалью следует за гробом своего предшественника, к которому относился с глубоким уважением.

2. Предмет может быть неприятным, но боль, причиняемая им, нравится. Отсюда выражение сладкая боль. Например, когда вдова, оставленная мужем не без средств,