Кольцо Соломона - Джонатан Страуд

— Всего-то навсего? Всего-навсего один раз совершить невозможное? Убить Соломона и похитить Кольцо? А ты слышала, как Филокрит…

— Слышала.

— А некий Азул…

— Видела.

— А про всех прочих неразумных духов, которые пытались уничтожить короля? — сурово спросил юноша. — Вот послушай: у Хабы в рабах целый марид — кстати, он служит ему тенью, обрати внимание в следующий раз, как он будет тебя мучить. Несколько часов назад я сошелся с этим духом в битве. У меня не было ни единого шанса. Он мною пол вытер. Будь у него насморк, он мог бы использовать меня в качестве платка. И это только один марид. А он ничто по сравнению с тем, что может вылезти из Кольца!

— Именно поэтому, — ответила Ашмира, — мы сегодня ночью должны убить Соломона. Все, ни слова больше! Времени мало, а сделать нужно очень много.

Джинн уставился на нее.

— Это твое последнее слово?

— Да. Пошли!

— Ну хорошо.

Юноша вышел из своего пентакля и вступил в ее круг. Внезапно он очутился вплотную к ней. Ашмира вскрикнула и схватилась за пояс, но джинн был слишком проворен. Он перехватил ее руку, которая ухватилась за кинжал. Прикосновение было мягким, пальцы прохладными. Высвободиться она не могла.

Молодой человек склонился к ней. Свечной свет скользнул по совсем человеческой на вид коже; сладко пахнуло лаймом и красным деревом. Из-под темных локонов сверкнули золотые глаза. Губы его улыбались.

— Ну, что ты дрожишь? — сказал он. — Если бы я хотел тебя убить, давно бы убил, ты же знаешь.

Ашмира попыталась выдернуть руку — чисто символически.

— Держись от меня подальше!

— Но ведь мне придется держаться как можно ближе к тебе, чтобы охранять твою жизнь! Ладно, не дергайся. Дай мне осмотреть твою руку.

Он развернул ее кисть ладонью вниз и окинул взглядом кожу на запястье, пока Ашмира негодующе вырывалась.

— Ты что делаешь?! — воскликнула она.

— Ищу некие специфические шрамы. В здешних краях уже много лет орудует братство убийц. Это их знак. Однако ты, я вижу, не из них.

Молодой человек отпустил ее руку и широко улыбнулся, когда она отшатнулась.

— Что, за кинжал хвататься поздновато? А ведь тебе вроде полагается действовать молниеносно.

— Довольно! — хрипло произнесла Ашмира. — Доставь меня к Соломону!

— Оба мы понимаем, что рано или поздно ты допустишь промах, — продолжал джинн. — И оба мы знаем, что я буду ждать этого. — Он развернулся и стремительно прошел мимо нее к двери. — Ну а пока нас ждет славная ночная прогулка. Где мы сейчас? В гостевом крыле?

— Думаю, да…

— Так вот, царские покои — на другом конце дворца. Значит, идти придется через сад. В садах стражи не так много.

— Это хорошо, — сказала Ашмира.

— Поскольку по дому царя Соломона бродит множество ифритов и хорл, кусарикку и людей-скорпионов, биченосцев и шкуродеров, часовых из пламени, и земли, и крадущейся смерти, и десятки других сверхъестественных рабов, которым поручено выслеживать и убивать таких идиотов, как мы с тобой, добраться до его покоев само по себе будет дело занятное. — Он открыл дверь и выглянул в темный коридор. — Но самое интересное начнется, разумеется, потом… Ну ладно, на ближайших десяти метрах нас никто убить не попытается. Долго такое счастье не продлится, уж поверь мне, так что радуйся, пока есть возможность.

И он выскользнул наружу, не оглянувшись. Ашмира последовала за ним. Прикрыв за собой дверь, они двинулись вперед сквозь темноту.

Штука в чем: эта савейская девчонка была, конечно, совершенно безумна, но отчасти она была права. Я действительно неплохо знал дворец.

Например, я лучше многих других знал расположение бесовских пузырей в коридорах и роковых камней в садах: мне были известны траектории магических светильников, которые летали на разной высоте среди цикламенов и кипарисов. Я знал, где искать стражников-людей; я знал маршруты их ночных обходов; я знал, когда они держатся начеку, а когда садятся играть в «Собак и шакалов»[79]и украдкой прикладываются к ячменному пиву. Знал я и то, где искать более опасных соглядатаев и сторожевых духов, карауливших под потолком в углах коридоров и в щелях между камней. Я мог выследить их по колебанию стенных занавесей, по еле заметным завиткам на коврах, по шуму ветра над черепичной крышей.

И все эти опасности я, в принципе, мог предвидеть и избежать их.

Но убить Соломона и забрать Кольцо? О нет! Это мне было не по плечу.

Выбор был прост и суров, и оба варианта ничего приятного не сулили. Если откажусь повиноваться девчонке, меня ждет Бедственный Огонь. Это наверняка, я по ее глазам видел. Невзирая на все мои продуманные, выверенные аргументы, способные заставить даже закаленного полководца убрать свои сабли и взяться за вышивание, ее глаза сохраняли тот неподвижный стеклянный блеск, который приобретает взор человека, заделавшегося поборником Великой Цели и отрекшегося от собственной личности (насколько тут вообще можно вести речь о личности). Мне, существу, чья личность всегда пребывает неизменной, независимо от того, какой внешний облик она приобретет, видеть такое особенно неприятно: все шиворот-навыворот и вверх тормашками. Но в конечном счете все сводилось к следующему: девчонка твердо решила пожертвовать собой — а главное, мной — и переубедить ее было невозможно.

А это означало, что, пока она не совершит какой-нибудь ошибки, мне придется попытаться выполнить ее приказ и похитить Кольцо.

А это, в свою очередь, сулило нам обоим ужасную гибель, что великолепно доказывают истории Азула, Филокрита и прочих. Это были куда более могущественные духи, чем я, и тем не менее каждого из них постигла печальная участь, а Соломон продолжал процветать как ни в чем не бывало. Шансов преуспеть там, где они потерпели поражение, у меня было немного.

Но в конце концов, я ведь все еще Бартимеус Урукский, у меня в одном-единственном пальце больше хитрости и находчивости,[80]чем у трех этих пустоголовых ифритов! Не-ет, я так просто не сдамся!