Наши уже не придут 3 - RedDetonator

он компенсировал это тем, что платит им пятикратную ставку.

Для него это копейки, а зато как спокойно на душе — вроде как эксплуатирует, но за очень большие деньги, которые должны компенсировать ущерб гордости его сотрудников.

Им он ничего такого не говорит, а такие зарплаты всех своих сотрудников, от горничной и садовника до дворецкого и личного сомелье, мотивирует тем, что он не хочет, чтобы его обслуживали нищие люди. А приятелям и приятельницам, знающим о состоянии его прислуги, он говорит, что не любит воровство, поэтому минимизирует риски подобных происшествий.

Леонид провалялся у бассейна ещё минут десять, после чего сходил в душ, а уже оттуда направился в свой гардероб.

Облачившись в свой любимый костюм, он позволил Консуэло пройтись по костюму паровым утюгом, после чего сел в свой Роллс-Ройс и поехал в Лэнгхем-Хантингтон, что в Пасадене.

Французский посол в США, Жан Жюль Жюссеран, приехал сюда из Вашингтона, ради этой встречи с Курчевским. У него к нему что-то важное. И, судя по всему, посол будет предлагать, раз он не поленился лично приехать в Лос-Анджелес.

Генри Эдвардс Хантингтон, владеющий отелем, Леонидом не забыт — Курчевский не забывает друзей. С помощью своих новых связей, Леонид организовал для родственника Генри, Арчера Милтона Хантингтона, частное финансирование его проекта музея американских индейцев, что должен будет построен в Нью-Йорке.

Сам Генри в помощи не нуждался, так как уже отошёл от дел и жил на накопленное состояние, поэтому Леонид искал способы, как помочь его родственникам — никто не может сказать, что Курчевский был неблагодарным человеком.

— Мистер Курчевский! — улыбнулся французский посол, с которым они встретились в лобби отеля. — Рад встрече с вами!

— Взаимно, мсье Жюссеран, — вежливо улыбнулся Леонид. — Прошу за мной — в ресторане забронирован столик.

Они вошли в отельный ресторан, где их проводили за столик. Леонид заказал «как обычно», то есть, стейк с кровью и тёмное пиво, а француз заказал себе круассан и кофе.

— Слышал, что в Европе снова неспокойно… — заговорил Курчевский.

— Да, к сожалению, — вздохнул Жюссеран. — И наша встреча, косвенно, связана именно с происходящими событиями.

— Так, — кивнул Леонид, после чего приложился к холодному пиву.

— Ваш новый самолёт уже признан лучшим, — произнёс французский посол. — В связи с этим мы хотели бы предложить вам контракт на поставку пятидесяти самолётов К-1 Французской армии.

— Это интересно, — улыбнулся Курчевский. — Это официальное предложение?

— Разумеется, — кивнул Жюссеран. — Суммарно моё правительство хочет закупить не менее тысячи истребителей К-1, но сначала ему необходимо окончательно удостовериться, что эксперты не ошибаются. Пробной партии в пятьдесят единиц будет достаточно.

— Принципиальных возражений по этому поводу не имею, — ответил Леонид. — Пошлите в главный офис моей компании официальный запрос и позвольте бюрократии сделать свою работу. Наверное, вы уже знаете, что Армия США готова закупать К-1 по 15 000 долларов за единицу. Для Армии Франции цена будет аналогичной.

— Это приемлемо, — кивнул посол. — Детали будут обговорены юристами.

— Именно, — улыбнулся Леонид.

Сделка на пятнадцать миллионов долларов — это неплохо. Но только лишь неплохо. На лапше он делает многократно больше.

Огромный заводской комплекс изготавливает лапшу, которая разъезжается по всем Штатам. Спрос до сих пор не удовлетворён, потому что лапша быстрого приготовления — это уже самый дешёвый способ быстро и относительно вкусно поесть. Низший сегмент рынка пищевой продукции давно уже за Леонидом и он внимательно следит за тем, чтобы никто не лез на его суверенную территорию.

Его лапшу назвали «трёхцентовой», а всего год назад она называлась «пятицентовой». Понижение цены на два цента было вызвано тем, что появились конкуренты, пытающиеся потеснить его лапшу в низшем сегменте. И Курчевский решительно прикончил их — покупатели ищут, где подешевле…

Открываются новые цеха на Восточном побережье, в Конкорде и Джексонвилле, чтобы сэкономить на логистике, поэтому осталось лишь несколько лет, прежде чем лапша Курчевского появится на прилавках каждого магазина в США.

«Люди всегда будут хотеть есть…» — подумал Леонид.

Принесли его стейк, а также круассан француза.

— Бон апети, — улыбнулся Курчевский.

— Приятоу апети-та, — пожелал ему Жюссеран на русском.

*26 июля 1921 года*

— Когда мы сможем вернуться? — спросила Роза, повернув голову ко Льву.

Они стояли в конце последнего вагона поезда, едущего в Чехословакию. Лев прижимал к себе Розу, и они вместе смотрели на то, как удаляется от них Германия.

— Не знаю, — ответил Троцкий. — Мы не знаем, чем завершится противостояние французов и националистов, поэтому возможно, что мы вернёмся гораздо раньше, чем думаем…

Весь запад Германии пылает огнём — фрайкоры консолидировались вокруг Веймарского правительства, которое узнало, что коммунисты начали исход из страны, из-за чего начало проявлять нездоровую активность.

Ненависть к французам, которых ненавидят за несправедливые условия мирного договора, ну и за то, что «это же проклятые лягушатники», объединила все до этого разобщённые банды фрайкоровцев, поэтому под Дортмундом начались настоящие боевые действия.

Со всей Германии стягиваются вооружённые отряды, спонсируемые промышленниками и неравнодушными, поэтому всем не до коммунистов.

А коммунисты грузят свои семьи и близких на поезда, идущие в Чехословакию, которая согласилась пропустить всех желающих на территорию Советской Польши.

Троцкому известно о минимум тридцати девяти тысячах коммунистов и им сочувствующих, которые собрали свои вещи и поехали прочь из Германии, с обещанием когда-нибудь вернуться…

Все понимают, что вне зависимости от того, кто именно победит в новом конфликте, коммунистов будут беспощадно вырезать. Французы или фрайкоровцы это будут — так или иначе, но коммунистическому движению в Германии придёт конец.

Лучшим вариантом будет просто уйти в Советскую Россию, которая согласна принять хоть сотни тысяч беженцев. Ленин телеграфировал, что в Нижнем Поволжье уже всё готово, поэтому немецкие коммунисты могут рассчитывать на новый дом, в практически родной среде — в Поволжье уже живёт триста двадцать тысяч этнических немцев, которые будут рады встретить германских беженцев с хлебом и солью.

А тем, кто не желает селиться в Поволжье, будет предоставлено место в Восточной Пруссии, которую скоро превратят в толи Советскую Пруссию, то ли сразу в Советскую Германию…

Там, пока что, неспокойно, но какую-то часть беженцев местная администрация принять готова.

Беженцы уходят не в никуда — это было для Льва самое главное. Он чувствовал ответственность за этих людей, за солдат и рабочих, с которыми он сражался плечом к плечу, поэтому ему было