Особенности воспитания небожителей - Ива Лебедева

— Я бы сошел с ума за пятьдесят лет в той бездне. Только мысли о Янли удерживали меня на плаву, — изо всех сил скручивая собственное бешенство в тугой жгут и подчиняя его себе, как строптивую лошадь, выдавил сквозь зубы я.

— Если бы не удержали, тогда и смысла пытаться спасти твою женщину не было бы, — все так же спокойно пожал плечами отец. — Отдавать собственную вечность кому попало — не лучший выбор.

— Тебя не спросил. — Знаю, глупо и ребячливо, но оно само вырвалось, и сдерживаться я не стал. Мне хватало борьбы с другими чувствами и эмоциями.

— А зря. — Кажется, мой детский бунт развеселил родителя. — Впрочем, поздно уже это обсуждать. Раз ты сам все решил и сам справился, возьми.

И протянул мне яблоневую ветвь, отросток величиной с ладонь, отрезанный от дерева и непостижимо живой. Даже бутон на одном из изгибов должен был вот-вот раскрыться, свежий и розовато-белый.

— Шенкай?! — Я неверяще протянул руки, и мне в ладони вместо преобразовавшейся ветки дерева лег гуцинь с узором из яблоневых листьев и цветов на деке. — Твое духовное оружие?!

— Естественно. Иначе зачем бы я заставил тебя потратить десять лет совершенствования в иллюзии, если не для того, чтобы твоих сил хватило принять мое наследие? Твои цветные ядра, конечно, уникальны. Но пока ты достаточно разовьешь их и достигнешь хотя бы части силы Тиньмо — пройдут века. И трюк со свернутым пространством и иллюзией тут не поможет. Тысячелетнего демона сложно одолеть, даже будучи богом. Мне ли не знать… — Тут мне показалось, что отец как-то странно ухмыльнулся, напрочь теряя облик возвышенного небожителя. — А небесный все эти годы тоже не будет стоять на месте. Да и твоя жена… может не дождаться. Поэтому я пошел легким путем и привязал тебя к твоему наследию. Было больно, знаю. Зато быстро.

Больно?! Это он называет просто «больно»?! Да я… да там же… десять лет!

Так, спокойно. Спокойно. Главное… результат.

Шенкай. В моих руках. С ума сойти.

Одно из духовных орудий отца, легендарное «цветение». Сила, о которой я мог только мечтать еще лет… пятьсот.

Я покорил его в иллюзиях, хотя даже вспоминать не хочу, чего мне это стоило. Не мог не покорить, потому что если прекращал бороться — получал… наказание, судя по всему. То есть становилось еще больнее, чем во время этой безумной битвы. На таких условиях или умрешь, или справишься, третьего не дано.

Но я не думал, что… что наяву получу в свои руки настолько сильный артефакт, да еще и полностью привязанный ко мне, покорный. Я думал, это все иллюзия для того, чтобы я развивал ядра… и злился до черного марева в глазах — какого гуя! Отец прав, даже самые развитые ядра не помогут мне в сражении с настолько сильным демоном.

Ядра не помогут. А вот Шенкай…

— Не вздумай зазнаться и вступать с ним в битву, — напомнил о себе отец, выдергивая меня из мыслей. — Мал еще. Но вот позвать и заставить выслушать — теперь сможешь. И считаться с тобой ему придется. Для начала напомни ему, что цветочный павильон в зеркале пустует уже давно и, если кое-кто будет слишком заносчив, у него появится время подумать о своем поведении. Технику запечатывания для успокоения души ты освоил. А Тиньмо, каким бы страшным ни представлял его мир, больше всего в этой жизни боится скуки и одиночества. Если что — получаса заключения для него будет достаточно. Хотя дольше ты все равно не потянешь, но ему об этом знать не обязательно. Смело обещай месяц.

— Это действительно поможет? — Я слегка неуверенно прикрыл глаза.

— Если не поможет, приду я и запечатаю его на сотню лет. Но поверь, тебе не понравятся последствия моего в тебе разочарования, — спокойно сказал отец. А потом, вопреки собственному образу безмятежного небожителя, как-то пакостно ухмыльнулся и добавил: — Ты выучил все нужные техники. Без этого Шенкай просто не выпустил бы тебя из иллюзии. Значит, как преодолеть дорогу через царства демонов, ты знаешь. В сам домен не лезь. Достаточно встать на границе, сыграть малый призыв и позвать его по имени. А дальше… договаривайтесь. Ищи, на что обменять жену или чем пригрозить. Кроме меня, конечно. Я — твой последний аргумент. Самый последний.

— Не волнуйся… отец. Я с детства не привык полагаться на тебя, — не смог не уколоть я великого заклинателя. Сейчас, после стольких лет одиночества, его любезность воспринималась как искусная издевка. Даже несмотря на то, что я все же пришел за помощью, а он все же помог.

— Правильно делал, — абсолютно серьезно ответил небожитель и посмотрел на меня… странно. Я не понял, что это было. Не гордость же? И не… нежность? Быть того не может. — Правильно. И впредь старайся рассчитывать только на свои силы. Не отказывайся от помощи, умей ее просить и принимать. Но полагайся всегда только на себя.

— Отец… — кажется, я осмелел окончательно, — почему ты… Ну, сейчас я вижу, что ты достаточно… эм…

— Не мямли. — Усмешка на лице небожителя не была злой, скорее добродушной.

— Почему ты бросил нас? Не только меня, но и матушку…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Потому что твоя мать меня не любила. И я не смог ее заставить, — с каменным лицом произнес отец, на миг избавившись от снисходительной улыбки.

— А я?! — само вырвалось, и опять так глупо, по-детски.

— А ты… если бы я был рядом, ты не стал бы тем, кем стал.

— Что за чушь! — Злость ошпарила грудь как кипяток. — Все эти бредни про трудности, которые закаляют?! Так вот это не работает, это…

— Разве ты не это хотел услышать? Я думал, ты любишь подобные сентиментальности и «вечные изречения». Особенно от наставников и мудрецов древности. — Он, кажется, снова незавуалированно издевался.

— Ты говоришь глупости, — было невероятно дико употреблять такие слова в разговоре с отцом, с небожителем… но я упрямо мотнул головой: не буду плести кружева вежливости вокруг того, что мне не кажется достойным. Не буду.

— Возможно, — не стал спорить отец. И спокойно добавил: — Но я не лгу. Ты не стал бы тем, кем стал. Просто потому, что не выжил бы. Как твоя мать. Моя… слишком ненадежно спрятанная слабость оказалась видна тем, кто хотел навредить. Я уничтожил тех, кто был в этом виновен. Но она все равно умерла, и моя месть ее не вернула. А ты выжил. Потому что был мне «безразличен». Потому что оказался «невыдающимся». Обычный ребенок. Никакой особой ценности. Рядовой адепт на пике совершенствования. В толпе других детей. Это… было самым целесообразным.