Дворец грез - Паулина Гейдж

Я смотрела на воду, и так же, как много месяцев назад, когда я впервые попала сюда, передо мной возникли ладьи фараона, покачиваясь на якорях у ослепительно белого мраморного причала. Их борта сверкали золотом и серебром. В вышине развевались царские сине-белые флаги. Рядом, торжественно и неподвижно, стояли стражники. Хотя я не была больше той очарованной деревенской девчонкой, которая когда-то разглядывала это диво с раскрытым ртом, они по-прежнему вызывали во мне изумление.

Мы снова повернули направо. Причалы остались позади, и перед нами открылась огромная, вымощенная мрамором площадка, окруженная солдатами. Наши носилки медленно опустились, и мы вышли.

— Отсюда нужно идти пешком, — сказал Гуи.

Он наклонился к носилкам за своей дощечкой и сундучком с лекарствами, а я огляделась.

Площадку с обеих сторон обступали аккуратно подстриженные деревья, окруженные сочной травой, но ширина ее была такой, что тень не дотягивалась до нас, и мы оказались на самом солнцепеке. Впереди возвышался гранитный пилон. По обе стороны от него на высоких флагштоках возносились в небеса сине-белые флаг, и в просвете между ними виднелась зажатая между деревьями мощеная дорожка, уходящая вдаль за пилоном. Сейчас я войду во дворец, подумала я, задохнувшись от восторга. Где-то за этим пилоном находится самый могущественный бог на земле, и я буду дышать с ним одним воздухом, ступать по плитам, которых касались его ноги. Каждые глаза здесь видели его лицо. Каждые уши слышали его голос.

— Идем, — уверенно сказал Гуи.

Собравшись с мыслями, я прошла рядом с ним под пилоном, где стражники внимательно оглядели нас и затем поклонились.

Вскоре дорожка, виденная мною мельком издали, разделилась на три: одна по-прежнему бежала вперед, две другие уводили влево и вправо. Гуи жестом указал налево.

— Эта ведет к гарему, — пояснил он, — а направо банкетный зал, царский кабинет и сады. Нам туда не надо.

Пока он говорил, из придорожных деревьев возник человек и приблизился к нам. Он поклонился.

— Приветствую тебя, благородный Гуи, — сказал он. — Я вестник Менна. Тебя ждут.

Гуи приветствовал его легким наклоном головы, и мы отправились в сопровождении своих четверых стражников.

Колонны зала для аудиенций хорошо просматривались издали: выкрашенные в безупречно белый цвет четыре высоких столпа, увенчанные нераскрывшимися бутонами лотосов. У подножия каждой колонны стоял солдат, внимательно глядя перед собой, не обращая внимания на людей, что проходили мимо. Менна шагал впереди. За колоннами прохлада окутала меня, как объятия глубин самого Нила, мои шаги эхом отдавались от плит под ногами, отливавших темно-синим, с вкраплениями таинственно поблескивавшего золота.

— Что это? — шепотом спросила я Гуи.

Он быстро повернул голову, и из-под капюшона изумленно блеснули его красные глаза. Очевидно, он совсем не испытывал трепета при виде этой красоты.

— Плиты из лазурита, — пояснил он. — Золотые вкрапления — на самом деле пирит. Только фараон и особы царской крови могут носить или использовать лазурит, потому что в нем волосы богов. Это священный камень.

Волосы богов! Я робко ступала, восхищенная как ребенок, в которого я на время превратилась, но вскоре я забыла о своем изумлении, потому что мы пробрались сквозь толпу и из зала аудиенций пошли в тронный зал.

Здесь атмосфера власти и поклонения была почти осязаемой, и, хотя в этот похожий на пещеру зал входило и выходило много людей, они ступали тихо и говорили приглушенными голосами. Здесь пол и стены были тоже из лазурита. Я будто попала в небесное пространство, усеянное золотыми блестками. На высоких золоченых постаментах вровень с моей головой ярко горели алебастровые лампы. Подвесные курильницы дымились, наполняя воздух ароматом фимиама. Вдоль стен, через равные промежутки, стояли слуги в юбках с золотой каймой и украшенных драгоценными камнями сандалиях, наблюдавшие за присутствующими; глаза у них были подведены черной краской, а волосы стянуты золотыми лентами. Стоило кому-нибудь щелкнуть пальцами, слуга тут же срывался с места и летел выполнять то или иное поручение.

В дальнем конце, мне показалось, что шагать туда час, во всю ширину тронного зала возвышался помост. На нем под алым балдахином стояли два трона. Оба они были золотые, с львиными лапами и спинками, изображавшими Атона с его животворящими лучами, с ладонями на концах; эти расходящиеся по все стороны лучи охватывали тех, кто восседает на троне, и несли им животворную силу. Один из них был, конечно, Престол Гора. Тогда я не разглядела из-за толпы. Мы продвигались все ближе к помосту. Вестник прошел три шага вперед и поклонился в сторону тронов, прежде чем скользнуть в маленькую дверцу позади них, мы с Гуи последовали за ним. Ошеломленная окружающей роскошью и величием, я рядом со всем этим великолепием вдруг ощутила себя полным ничтожеством, маленькой испуганной букашкой, ползущей но полу храма.

Комната за тронным залом была маленькой, тесно заставленной сундуками и увешанной полками. Я решила, что это, возможно, гардеробная или туалетная комната. Миновав ее, мы попали в большое помещение, тоже внушительное, но уже не таких гигантских размеров, как тронный зал, и обставленное довольно уютно. Повсюду стояли изысканные низкие столики и кресла, на полу лежали звериные шкуры. Одной стены в помещении не было, в открывшемся пространстве зеленел пышный кустарник, оттуда доносились шелест и птичий свист. Конечно, помещение охранял стражник, он стоял, повернувшись к нам своей широкой спиной, наклонив копье; сразу за ним я успела мельком увидеть маленькую, немыслимо прекрасную женщину в прозрачном желтом одеянии, она наклонилась, чтобы сорвать цветок. Мы проследовали дальше и оказались в скромном коридоре с покрытыми глазурью стенами и высокими дверями из кедра по обе стороны. Из-под правой двери струились влажные ароматы, по вестник открыл дверь слева от нас, произнес имя Гуи и с поклоном удалился.

Эта комната, казалось, была такой же огромной, как тронный зал; из ряда окон, прорезанных высоко под потолком, бил солнечный свет, яркими снопами пронизывая полумрак. Краем глаза в дальнем конце комнаты, слева, я заметила дверь, она была закрыта и охранялась: рядом с ней неподвижно, как деревянные статуи, стояли трое или четверо слуг в сине-белых одеждах. Убранство комнаты составляли изящные, роскошные кресла с ножками из блестящего электрума и высокими серебряными спинками, а также несколько инкрустированных золотом столиков, по поверхности которых скользил неяркий свет. Посредине всего этого великолепия возвышалось огромное ложе, с низкой скамеечки рядом с ним поднялся мужчина удивительной красоты, каких я еще не встречала, и быстро двинулся нам навстречу.

Он нес себя с такой естественной фацией и достоинством, что на мгновение я была очарована абсолютной гармонией его движении и тут же смутилась при виде такого совершенства. На нем был жесткий льняной шлем с белыми и красными полосками, край которого спускался на широкий лоб, а крылья слегка задевали прямые плечи. Лицо у него было широкое, с крепкой челюстью, тонким носом и подвижным, красиво очерченным ртом, голова сидела на короткой, но гибкой шее. Нагрудное украшение, легко постукивавшее о мускулистую грудь, было очень простое: ряды золотых и серебряных звеньев, на которых в центре крепилось черно-белое эмалированное Око Гора, под ним висел скарабей из яшмы; длинная серьга с подвеской в форме лотоса тихо позвякивала при ходьбе. Его юбку, длиной до середины икры, поддерживал тонкий пояс, украшенный драгоценными камнями, конец которого загибался вверх над узкими бедрами, а затем спереди уходил внутрь юбки, к паху. Дисенк во время одной из наших бесконечных бесед говорила мне, что такова последняя мода у мужчин, но такие пояса не годятся для тех, чьи животы начали обвисать. Приближавшийся ко мне живот в шелесте гофрированного одеяния был такой подтянутый, что на нем волнующе обозначились косые мышцы. Широкие серебряные обручи плотно охватывали крепкие мускулы его плеч. Он стремительно приближался, проходя сквозь столпы белого света, будто видение из тревожного сна или само воплощение бога, то светящийся, то лишь смутно видимый, то обретая форму, то теряясь в полумраке, пока наконец не подошел и не остановился перед нами, весь озаренный ослепительным светом, с улыбкой на губах. Приподнятые уголки его рта, окрашенного хной, не рассеивали ощущения беспечной властности, что исходила от него, и темные глаза оставались учтиво внимательны. От его здоровой смуглой кожи исходил запах мирры. Так вот он какой, фараон, сын солнца, Могучий Бык Маат, покоритель либу, владыка Обеих Земель. Колени у меня задрожали, я хотела ухватиться за Гуи, чтобы не упасть. Он должен был предупредить меня, думала я в ярости, не в силах оторвать глаз от самого славного бога. «Соберись, моя девочка, или ты обесчестишь себя навсегда!»