Троянский конь - Иван Сербин

— Масштабно, — пробормотал Мало-старший. — Диме надо было устроиться на работу в ФСБ.

Вадим едва заметно улыбнулся.

— Пацаны для страховки проверили корешки квитанций на парковке. Та же самая «девятка». Сейчас «пробиваем» фамилию владельца через наши завязки в ФСБ.

— Как выяснится, кто он, сразу дай мне знать.

— Хорошо.

Они свернули в узкий проход между двумя рядами камер. Мало-старший пошел вдоль, тщательно читая номера на дверцах ячеек, забавно шевеля при этом губами. У нужной он остановился, набрал код, открыл дверцу.

— Посмотри, — скомандовал он Вадиму.

Тот достал из ячейки папку, открыл, просмотрел содержимое, кивнул:

— Да. Это те самые бумаги, которые привез Козельцев. Показания секретарш.

— У него могут быть вторые экземпляры?

— Вряд ли.

Мало-старший забрал заявления, сложил их, вернул Вадиму:

— Пусть будут у тебя. Передашь Диме.

— Хорошо.

Они перешли к следующей ячейке, в двух рядах от первой, достали из нее чемоданы. Пока Боксер и Пестрый прикрывали Вячеслава Аркадьевича и Вадима спинами, те проверили содержимое. Деньги были на месте. Несмотря на то что охранник знал номер ячейки и код, у Козельцева не хватило смелости забрать их. Понимал, что обойдется себе дороже.

— Пошли, — кивнул Мало-старший советнику. — Не стоит понапрасну здесь рисоваться.

* * *

Телефонный звонок застал Владимира Андреевича дома. Он до сих пор не мог успокоиться. Пил водку, наливая ее в пузатый коньячный бокал почти до краев, без всякой закуски, лишь бы хоть немного унять дрожь в пальцах. Охранник, расположившись в кресле, поглядывал на шефа, курил бесстрастно. Он-то повидал на своем веку немало трупов. В отличие от того же Козельцева.

— Смольный, падло, — бормотал Владимир Андреевич, наполняя бокал. — Просил же его как человека. Сказал, дай нам время все закончить. Сволочь, только о себе и думает!

— Шеф, — пробасил охранник из угла, — а давайте я позвоню своим парням из РУБОПА, мы этого крысенка найдем и в мешок завяжем. И в реку скинем.

— А-а, — Козельцев поморщился, выпил водку, шумно втянул воздух. — Найдешь его теперь… Тварь такая.

Он налил себе еще водки, выпил. В этот-то момент и зазвонил телефон. Владимир Андреевич схватил трубку.

— Да?

— Ну и как все это понимать? — прозвучал в трубке голос Паши. — Я, как полный м…к, сижу в отделении, жду, и тут такой сюрприз. Парень этот твой раненый оказался, его увезли, я даже из отделения выйти не успел!

— Паша, — Вячеслав Аркадьевич даже не пытался скрыть раздражения, — что ты от меня-то хочешь? Чтобы я поехал в больницу, добил его и сунул документы ему в карман?

— Так поздно теперь ехать, Владимир Андреевич. Помер твой мальчик. В дороге концы отдал.

— Как? — Козельцев почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. — Как помер?

— Да натурально. В Склиф уже мертвым привезли. И никаких бумаг при нем, я специально поинтересовался.

— Черт… — пробормотал Козельцев. — Вот черт, а?

— Что делать-то будем, Владимир Андреевич?

— С чем? — рассеянно спросил Козельцев. Мыслями он был далеко.

— Ну, как с чем? С показаниями, которые ты мне обещал представить. У меня до сих пор дело этого Смольного в кабинете валяется. Звонят мне какие-то б…, интересуются, на каком это основании я Смольного отпустил. Того и гляди, шерстить начнут. А я дело теперь даже обратно сдать не могу, потому что поверил тебе, м…ку, отпустил твоего «родственника» под честное слово. Что мне теперь делать прикажешь?

— Паша, я не знаю, что теперь делать. Я попал не меньше, чем ты, а может, и больше.

— А мне плевать, Владимир Андреевич, куда и как ты попал, — зло перебил его Паша. — В общем, слушай меня внимательно. Если ты мне к завтрашнему вечеру не представишь эти самые показания, я найду способ устроить тебе такие неприятности — мало не покажется. Или, может, ты думаешь, что слишком высоко сидишь и мне до тебя никак не дотянуться? Так, Владимир Андреевич? В общем, если к завтрашнему вечеру бумаги эти не будут лежать у меня на столе — я объявляю в розыск твоего «родственника» как нарушившего подписку о невыезде, а заодно и тебя. За похищение людей и воспрепятствование осуществлению правосудия. А по ходу дела, думаю, много интересного всплывет. Я, конечно, свой выговор получу, но хоть под статью из-за тебя не пойду! Вот так. Думай. Времени у тебя — до завтрашнего вечера. Все. Бывай.

— Паша, я… — начал было Козельцев, но в трубке уже пищали короткие гудки. — Сука, — выдохнул с ненавистью Владимир Андреевич. — Падло. Все твари, все. Предали. Как чуть припекать стало, по кустам разбежались, гады… — выдохнул Владимир Андреевич сокрушенно. Он набрал номер: — Девушка, дайте мне номер Института Склифосовского… Спасибо. — Еще один номер. — Добрый день. К вам сегодня утром должны были доставить молодого человека с двумя огнестрельными ранениями. Да, правильно. Мало Дмитрий Вячеславович. Нет, это родственник. Совершенно верно. Умер? — Козельцев вздохнул. — Еще по дороге? А вы уве… Да-да, два огнестрельных ранения в спину. Да, все верно. Это он. Спасибо, извините.

Козельцев нажал «отбой», несколько секунд слепо смотрел в телефон. Все. Конец. Если только…

— Вот что… — Владимир Андреевич посмотрел на охранника. — Поезжай-ка ты на вокзал, достань из ячейки бумажки, которые мы утром положили, и немедленно привези их мне.

— Ладно, шеф, сделаю. — Охранник уперся громадными ручищами в подлокотники кресла, поднялся. — А может, и бабки захватить?

Козельцев подумал секунду, покачал головой:

— Нет, бабки не надо. Если Мало-старший станет интересоваться, с документами я как-нибудь вывернусь, а вот насчет денег отговориться не удастся. Так что деньги не трогай.

— Хорошо, шеф. Как скажете.

Ничего, со смертью Димы жизнь не закончилась, подумал Козельцев. Глядишь, все еще наладится. Не сразу, конечно. Возможно, ему придется на некоторое время исчезнуть, но… Со временем все уляжется. Главное, чтобы его оставили в покое.

В принципе, это не так уж сложно устроить. Нужно только изловчиться столкнуть всех лбами так, чтобы забыли о нем, Владимире Андреевиче.

— Так я поехал? — уточнил охранник.

— Давай. — Козельцев налил себе еще водки, плюхнулся в кресло.

Ему нужно было подумать. Хорошо подумать.

* * *

Художник не без восхищения разглядывал стоящих на холстах голландцев.

— Надо же, — прошептал он не без трепета. — Никогда не надеялся даже увидеть такую красоту. Разумеется, я не имею в виду музейные работы. Это совсем другое дело… Поймите правильно, Алексей Алексеевич…