Реквием каравану PQ-17 - Валентин Пикуль

Сварт затих, одеяло тряслось. Сварт плакал.

— Да не будь ты скотиной, Сварт, — говорил ему Брэнгвин. — Мы же не последние ребята на этой ферме… Вставай!

Снаряд разорвало под ними, в трюме. В труху разлетелся плафон ночного освещения, битое стекло застряло в волосах.

— Отстань от меня! — выкрикнул Сварт. — Я молюсь…

— Кто же так молится, лежа на койке? Ты встань…

В ушах снова грохот. Брэнгвин силой потянул Сварта.

— Да будь я проклят, — хрипел он, — но я убью их…

Он дотащил его до барбета кормовых «эрликонов». Из кранца вытащил обойму с нарядными, как игрушки, зубьями патронов.

— Это делается так, — сказал он, и обойму намертво заклинило в приемнике.

— Я стреляю… ты только подноси, Сварт, и умоляю тебя — больше ни о чем не думай… Подноси, Сварт!

Очень медленно, чтобы не привлечь внимания немцев на подлодке, Брэнгвин разогнал ствол по горизонту. Навел… Дыхание даже сперло. Сердце ломало ребра в груди. «Вот, вот они!» Через визир наводки Брэнгвин видел их даже лучше — как из окна дома через улицу. Бородатые молодые парни (видать, давно немытые) орудовали у пушки так, будто других занятий в мире не существует…

«Что ж, мужчине иногда следует и пострелять», — Брэнгвин отпустил педаль боя.

«Эрликон» заработал, отбрасывая в сетку гамака пустые унитары, дымно воняющие гарью сгоревшего пироксилина. Просто удивительно, как эти «эрликоны» пожирают обоймы…

— Сварт, подноси!

Сварт, громко ругаясь, воткнул в приемник свежую обойму.

— Ты, когда стреляешь, — сказал он, — не оборачивайся на меня. Я не удеру, не бойся… Это было бы не по-христиански!

Брэнгвин опять отпустил педаль, и «эрликон» заговорил, рассыпая над океаном хлопанье: пом-помпом… пом-пом-пом…

С третьей обоймы Брэнгвин сбросил с палубы лодки ее комендоров. Он видел, как оторвало руку одному фашисту, и эта рука, крутясь палкой, улетела метров за сорок от подлодки. Пушка немцев замолчала, дымясь стволом тихо и мирно, словно докуривала остатки своей ярости.

— Больше ни одного к пушке не подпущу! — крикнул Брэнгвин.

С мостика лодки вдруг ударил по транспорту пулемет.

— Сварт, подноси!

«Эрликон» дробно застучал, глотая обоймы, как пилюли. И вдруг с криками немцы стали прыгать на выступ рубки, быстро проваливаясь в люк. Брэнгвин продолжал стегать по лодке крупнокалиберными пулями (величиной в огурец), стараясь разбить ее перископы. Мертвецы еще лежали на палубе возле пушки, и, когда пули в них попадали, они начинали дергаться, как в агонии.

Неожиданно субмарина издала резкое и сиплое звучание — это заработал ревун сигнала.

Выбрасывая кверху облако испарений и фонтаны воды, подводная лодка китом ушла вниз, а на волнах после нее остались качаться пустые ящики из-под снарядов и трупы…

Брэнгвин остатки обоймы выпалил в небо и засмеялся:

— Сварт, неужели ты не видел? Адольфы не такие уж герои, как это пишут в газетах. Ты заметил, как они прыгали? Это было здорово.., Сварт, разорви тебя, чего ты молчишь?

Он обернулся. Сварт лежал возле кранцев, среди нарядных обойм. Его капковый жилет — точно по диагонали, от плеча до паха, был пробит дырками от пуль (удивительно симметрично).

— Дружище, Сварт… как тебе не повезло!

В сторону накрененного борта из-под капкового жилета медленно вытекала кровь. Из кармана Сварта торчал молитвенник. Брэнгвин раскрыл его наугад и возвел глаза к небу.

— Я тебе прочту, Сварт… самую хорошую молитву!

Только сейчас он увидел над собой советский самолет. Стало понятно, почему немцы так быстро погрузились. Раз за разом, четырежды, большая машина пронеслась над мачтами. Летчик откинул фонарь, было видно, как он что-то высматривает на транспорте…

Брэнгвин стоял на коленях, — плача навзрыд. Его большая рука в громадной теплой перчатке гладила Сварта по голове. Вокруг них катались нарядные, как игрушки, патроны…

«Я тридцать шестой, я тридцать шестой… Восьмерка, как меня слышишь?

Запиши координаты.» Подо мной транспорт, сухогруз. Флаг, кажется, американский. Не разберу…

— Тридцать шестой, я — восьмерка, я тебя понял… Коля, на сколько у тебя хватит горючего?

— Минут на двадцать — не больше.

— Крутись там, Коля, сколько можешь… Посылаем других!

— Я тридцать шестой, тебя понял. Но он, кажется, тонет… Повторяю, он тонет, и тут шляется подводная лодка…

— Тридцать шестой, — последовал приказ, — жди…

На смену ему прилетели сразу два. Они уже не сводили глаз с корабля, медленно тонущего. Когда эти два опустошили свои баки, прилетели еще самолеты — сразу три… Воздушное прикрытие было надежным. Подводная лодка, пока они тут крутились, уже не рисковала всплывать, ибо нет для субмарины опаснее врага, нежели самолет…

* * *

Данные воздушной разведки моментально поступили в оперативный отдел штаба флота. Их сразу пустили на обработку:

— Какой из кораблей ближе всего сейчас к указанным координатам? Тральщик не годится, у него малый ход. «Грозный» — поломка в машине, у него текут трубы… Вот старый «Урицкий», который и волну легко переносит, и машины тянут выносливо…

Косо дымя из старомодных труб, эсминец «Урицкий» ложился на новый курс.

Когда-то в молодости был он «Забиякой» (это уже вторая мировая война на корабельном веку). Борта эсминца еще не остыли после битвы в Моонзунде, когда началась революция и бойкий «Забияка» в ту памятную ночь октября стоял рядом с «Авророй». А в 1933 году славный «новик» простился навеки с влажной Балтикой — окунулся в полярные туманы…

«Урицкий» быстро вышел на встречу с транспортом. Аварийные команды горохом посыпали на палубу разбитого корабля. Русские матросы разлетались по отсекам, повсюду трещали их жесткие робы, они, как тараканы, сновали по коридорам, тянули шланги, ставили подпоры, и Брэнгвин сначала ничего не понимал — только отовсюду слышал непонятное для него слово: «Давай!»

— Давай, давай! — кричали русские.

Он пытался вмешаться в их работу, но его отстранили.

— Давай, давай… давай, давай, ребята!

На эсминце Брэнгвина осмотрел врач и угостил спиртом. Брэнгвин подмигнул ему.

— Давай, давай! — сказал он врачу.

Врач удивился и налил ему еще. Брэнгвин выпил и полез по скобам трапа наверх. «Итак, все в порядке», — подумал он, размышляя, где бы ему поспать.

* * *

Двадцать четвертого июля командование Северным флотом издало приказ о прекращении поиска судов каравана PQ-17…

В этот же день одним из последних кораблей пришел в Архангельск и «Азербайджан» — ему были, конечно, рады, хотя он вернулся пустым (через пробоины все содержимое танков вылилось в море). А транспорт, на котором плыл Брэнгвин, русские утащили прямо в Мурманск.