Девять совсем незнакомых людей - Лиана Мориарти

– Какая у вас машина, приятель? – спросил Тони.

– «Ламборджини», – ответил Бен, и его взгляд смягчился, словно у него спросили, как они назвали новорожденного сына.

Тони улыбнулся. Фрэнсис впервые увидела его улыбку – совершенно неожиданно его щеки раздулись, как яблоки. Лицо полностью преобразилось. Фрэнсис подумала, что так улыбается ребенок. Вокруг его глаз сразу появилось множество морщинок.

– Неудивительно, что вам ее не хватает, – сказал он.

– Всегда думал, что купил бы «бугатти», если бы выиграл в лотерею, – задумчиво произнес Ларс.

Бен отрицательно покачал головой:

– Переоценена.

– Ха! Он говорит «переоценена»! Самая поразительная машина в мире переоценена!

– Если бы я выиграла в лотерею, то купила бы хорошенький красненький «феррари», – сообщила Зои.

– Да, «феррари»…

Маша пресекла разговор о спортивных автомашинах.

– Кого мы еще не слышали? Тони?

– Я всем известен как сорвиголова, который пытался протащить сюда контрабанду, – сказал Тони и снова улыбнулся. – Все для похудания. Мне не хватает пиццы, ребрышек в сливовом соусе, жареной картошки со сметаной, больших плиток шоколада – в общем, вы понимаете. – Его первоначальный энтузиазм сошел на нет, он опустил глаза, явно желая, чтобы все перестали на него пялиться. – Спасибо вам, – добавил он, обращаясь к полу.

Фрэнсис не поверила ему. За его решением приехать сюда стояло нечто большее, чем желание похудеть.

Поднял руку Наполеон.

– Прошу вас, Наполеон, – сказала Маша.

Он вскинул голову и процитировал:

– «И пусть маршрут уныло прям, пусть казнями грозит мне рок, своей судьбы хозяин я, своей души я царь и бог»[10]. – Его глаза сверкали, отражая пламя свечей. – Это из любимого стихотворения Нельсона Манделы «Непокоренный». – На мгновение на его лице появилось растерянное выражение. – Вы сказали, что можно поэзию.

– Безусловно, – тепло ответила Маша. – Я люблю сентиментальные вещи.

– Ну что ж, эти строки пришли мне в голову. Я школьный учитель. Дети любят слышать, что они хозяева собственной судьбы, хотя… – Он издал странный смешок.

Сидевшая рядом с ним Хизер мягко положила руку на его выпирающую коленную чашечку. Он, казалось, не заметил ее жеста.

– Завтра третья годовщина смерти нашего сына. Поэтому мы здесь. Он покончил с собой. Вот так мой сын решил стать хозяином своей судьбы.

В комнате воцарилась полная тишина, словно все на мгновение задержали дыхание. Подрагивали крохотные язычки пламени на свечах.

Фрэнсис сжала губы, чтобы ни одно слово не сорвалось с них. Ей показалось, что все чувства слишком велики и неуправляемы для ее тела, что она может разрыдаться или рассмеяться, может сказать что-нибудь чересчур сентиментальное или личное. Она будто слишком много выпила в неподходящей обстановке – например, на деловой встрече с руководством издательства.

– Не передать, как я вам сочувствую, Наполеон. – Маша протянула руку, словно чтобы прикоснуться, но он сидел слишком далеко от нее. – Очень сочувствую.

– Благодарю вас, Маша, – непринужденно сказал Наполеон.

Если бы Фрэнсис не знала, что это невозможно, она сказала бы, что он пьян. Может, он приложился к контрабандной бутылке Зои? Или у него нервный срыв. Или это естественная реакция после долгого молчания.

Зои посмотрела на отца, на лбу у нее обозначились морщины, как у старухи, и Фрэнсис попыталась представить себе умершего мальчика, который должен был сидеть рядом с Зои. «Ах, Зои», – подумала Фрэнсис. Она сразу подумала о самоубийстве, когда Зои не назвала ей причину смерти брата. Подруга Фрэнсис Лили, которая писала прекрасные исторические романы, десять лет назад потеряла мужа. Людям она говорила только: «Нил умер неожиданно», и все понимали, что это значит. Лили с тех пор не писала.

– Кто еще хотел бы…

Но Наполеон прервал Машу.

– Вспомнил! – воскликнул он. – Я знаю, кто вы! – сказал он Тони. – А то я тут с ума сходил. Хизер, дорогая, ты видишь, кто это? – обратился к жене Наполеон.

Хизер оторвала взгляд от пустого бокала, который внимательно разглядывала:

– Нет, не знаю.

– Я знаю, кто он, – гордо произнес Ларс. – В первый же день сообразил.

Фрэнсис посмотрела на Тони. Тот сидел в нескладной позе и с выражением дискомфорта, от неловкости заглядывая в свой бокал. Так кто же он? Знаменитый серийный убийца?

– Хизер! – воскликнул Наполеон. – Ты знаешь его! Клянусь тебе, знаешь!

– Из школы? С работы? – Хизер отрицательно покачала головой. – Я не…

– Я дам тебе подсказку. – Наполеон запел: – «Мы темно-синие!»[11]

Хизер внимательно вгляделась в лицо Тони и просияла:

– Улыбчивый Хогберн!

Наполеон показал на Хизер: она верно разгадала его загадку.

– Именно! Это Улыбчивый Хогберн! – Потом словно сомнения закрались ему в голову. – Ведь верно?

У Тони на лице было недовольное выражение.

– Много лет назад, – сказал он. – Тридцать килограммов назад.

– Но ведь Улыбчивый Хогберн играл за «Карлтон». Я болельщица «Карлтона»! Неужели вы – тот самый легендарный Улыбчивый Хогберн? – Джессика произнесла это так, словно произошла какая-то ошибка.

– Это было, вероятно, еще до вашего рождения, – сказал Тони.

– «Карлтон» – футбольная команда, верно? – прошептала Бену Фрэнсис.

Она была абсолютно невежественна во всем, что касается спорта; как-то один друг сказал ей, что она как будто прожила всю жизнь в бункере.

– Да, – ответил Бен. – Австралийский футбол.

– Это с прыжками?

Бен фыркнул:

– Это верно, игроки прыгают.

«Улыбчивый Хогберн», – подумала Фрэнсис. Было что-то смутно знакомое в этом имени. Она почувствовала, как меняется ее отношение к Тони. Он прежде имел громкое имя, как и Фрэнсис. Это у них общее. Карьера Фрэнсис клонилась к закату, карьера Тони завершилась официально, возможно, какой-то травмой – все эти прыжки, – и он больше не скакал по футбольному полю.

– Я знал, что вы Улыбчивый Хогберн! – снова сказал Ларс. Он, казалось, искал какого-то признания, которого не получал. – Обычно я плохо запоминаю лица, но вас узнал с первого взгляда.