Двуликий демон Мара. Смерть в любви - Дэн Симмонс

— Нет, — сказал Роберт. — Просто подержите это.

Перед ним, разумеется, был внук. Вэл держал пистолет дулом вверх, в нескольких дюймах от своего лица. Его выражение — ужас, смешанный с любопытством, — напоминало выражение деда.

Роберт услышал, как застрекотал комбинационный замок задней двери, и мелодичным согласным звоном ответила дешевая сигнализация. Вэл вошел в кухонную дверь.

— Выключить, — сказал Роберт, и экран тут же почернел.

В два часа ночи Вэл уже был в постели, но волнения напряженного дня мешали уснуть. Он нашел два двадцатиминутных флакона и открыл первый.

Ему четыре года, это его день рождения. Папа еще живет с ними. Они в квартире возле Ланкершим Реконстракшен Проджект, и друг Вэла, пятилетний Сэмюэль, с которым они живут на одной площадке, обедает с ними, потому что это особенный день.

Вэл сидит на высоком деревянном стуле, который его мама купила в магазине некрашеной мебели и разрисовала специально для него разными зверями, когда он перерос детский стульчик. Хотя ему всего четыре, он любит высокий стул, потому что, когда он сидит на нем за столом, его глаза приходятся на одном уровне с папиными. Теперь весь стол усыпан остатками особого обеда… крошками от хот-догов, кусочками красного желе, картофельными чипсами… но папина тарелка чиста, его стул пустует.

Дверь открывается, и входят дедушка и бабушка. Вэл, как всегда во время просмотра этого флэша, поражается не только тому, что его бабушка еще жива и не изуродована раком, но и тому, как живо и молодо выглядит его дед, хотя все это было чуть более десяти лет назад. «Как время надирает людям задницу», — не в первый раз думает он.

— С днем рождения, парешок, — говорит внезапно помолодевший дед, ероша ему волосы. Бабушка наклоняется, чтобы поцеловать, и его окружает запах свежих фиалок. Заново переживая то счастье, которое чувствовал тогда, и тогдашнюю готовность перейти к подаркам, сегодняшний Вэл помнит, что в уголке дедова шкафа, где старик хранит несколько бабушкиных платьев, еще чувствуется этот запах. И он задумывается, подносит ли когда-нибудь дед эти платья к лицу, чтобы снова вдохнуть этот запах. Иногда, когда дед уходит в флэш-мотель, внук это делает.

Вэл наблюдает за тем, как его собственные короткопалые руки возятся с обертками, и слышит, как хихикает Сэмюэль. А вот и обрывки торопливого кухонного разговора, услышанного, но едва замеченного Вэлом тогда и такого понятного теперь…

— Он обещал, что придет сегодня вовремя, — говорит его мама. — Обещал.

— Почему бы нам пока не подать торт, — говорит бабушка, и ее голос успокаивает так же, как памятное прикосновение или аромат.

— Это же день рождения его сына… — Голос Роберта наливается гневом.

— Давайте подавать торт! — весело говорит бабушка.

Когда гаснет электричество, Вэл и Сэмюэль перестают играть. Внезапно весь мир заливает густой и теплый свет: это его мама вносит в комнату торт с четырьмя свечками. Все поют «С днем рожденья тебя».

Вэл уже достаточно большой, чтобы понимать: если он загадает желание и сумеет задуть все свечи разом, желание исполнится. Мама ему этого не говорила, но он боится, что не сможет задуть все свечи с первой попытки и его желание не сбудется.

Но он справляется. Сэмюэль, дедушка, бабушка и мама весело кричат. Ему как раз отрезают кусок торта, когда дверь распахивается, и в комнату влетает раскрасневшийся папа в разлетающемся пиджаке. Он несет большого мягкого медведя с красной ленточкой на шее.

Маленький Вэл не смотрит на подарок. Он бросает взгляд на мамино лицо, и даже пятнадцатилетний сегодняшний Вэл боится увидеть то, что на нем может быть.

Но все в порядке. Мама не сердится, она довольна. Ее глаза сверкают, как будто свечи зажглись вновь.

Папа целует его, поднимает одной рукой, другой обнимает маму, и они все трое обнимаются над полным тарелок столом, а бабушка и дедушка снова поют «С днем рожденья тебя», как будто только теперь поздравляют его по-настоящему. Сэмюэль приплясывает от нетерпения, когда же они наконец возьмутся за игрушки, и папина рука, которая держит его, такая сильная, и ничего, что у мамы на щеках слезы, она счастлива, они все счастливы, а маленький Вэл знает, что желания сбываются, и прижимается к папиной щеке, вдыхает сладкий запах лосьона после бритья, смешанный с уличным, а дедушка говорит…

Вэл вышел из двадцатиминутного транса под запах гниющих отходов и вопли сирен. Где-то неподалеку стреляли из мелкокалиберного оружия. Полицейские «вертушки» грохотали над головой, ищущие лучи их прожекторов шарили в темноте, как пальцы, белой краской заливая его окно.

Вэл повернулся на другой бок и спрятал голову под подушкой, стараясь не думать ни о чем, вспомнить свой флэш и встроить его в свой сон.

Ему в лицо ткнулось что-то холодное и твердое. Пистолет.

Вэл сел, чувствуя приступ тошноты, подержал полуавтомат в руках, а потом сунул его под матрас, к журналам «Пентхаус». Его сердце тяжело стучало. Он вытащил из кармана лежащих на полу джинсов второй двадцатиминутный флакон и сорвал крышку — слишком поспешно, ведь ему надо было спешить, чтобы не упустить нужный образ, и темпролин, проникая в мозг, мог достичь нужных нейронов и стимулировать нужные синапсы.

Ему четыре, и сегодня его день рождения. Сэмюэль вопит, мама готовит на кухне торт, стол завален недоеденными хот-догами, красными мармеладками и картофельными чипсами.

В дверь звонят, входят дедушка и бабушка…

Кэрол наблюдает за тем, как Дэнни выходит из голубой воды и бежит к ней, вверх по белому песчаному пляжу. Он красив, строен, загорел за пять дней на солнце и улыбается во весь рот. Бросается на покрывало рядом, и Кэрол кажется, будто ее сердце набухает счастьем и любовью. Она берет его мокрые пальцы в свои:

— Дэнни, скажи, что мы всегда будем любить друг друга.

— Мы всегда будем любить друг друга, — быстро говорит он, но теперь, запертая в самой себе, более наблюдательная Кэрол замечает быстрый взгляд, брошенный на нее из-под длинных ресниц, взгляд, который мог быть оценивающим или слегка насмешливым.

Но тогда Кэрол чувствует себя абсолютно счастливой. Она перекатывается на спину, позволяя свирепому солнцу Бермуд красить ее тело в цвет жара. Дэнни сказал, что на время этого отпуска они освобождаются от тревог об озоновом слое и раке кожи, и Кэрол радостно согласилась. Пальцами она проводит по пояснице Дэнни, чувствуя, как высыхают там капли воды. Игриво, с легким оттенком собственничества, ее пальцы скользят под эластичной резинкой его купальных плавок. Нижняя часть его спины и округлости ягодиц совсем холодные.

Она чувствует, как он слегка шевелится на покрывале.

— Хочешь пойти в комнату? — шепчет он. Пляж почти пуст, и Кэрол представляет себе, как бы это выглядело, если бы они занялись любовью прямо здесь, на солнце.

— Еще минутку, — говорит она.