Покрашенный дом - Джон Гришэм

Я не стал больше искать Тэлли и пошел обратно домой. Стейси сидела на табуретке под деревом, с убитым видом глядя на поля и скрестив руки, словно чувствовала себя совершенно несчастной. «Бьюика» возле дома не было.

– А ты что же, не поехал прокатиться? - спросила она меня.

– Нет, мэм.

– А почему?

– Да просто не поехал.

– А ты когда-нибудь на легковушке катался? - Тон ее был насмешливым, так что я решил соврать:

– Нет, мэм.

– Тебе сколько лет?

– Семь.

– Тебе уже семь, и ты ни разу не ездил на легковой машине?

– Не ездил, мэм.

– А телевизор когда-нибудь смотрел?

– Нет, мэм.

– А телефоном пользовался?

– Нет, мэм.

– Невероятно! - Она с отвращением покачала головой, и я пожалел, что не остался сидеть возле силосной ямы. - Ты в школу ходишь?

– Да, мэм.

– Слава Богу, хоть это есть. Читать уже умеешь?

– Да, мэм. И писать тоже.

– Собираешься закончить среднюю школу?

– Конечно.

– А твой отец закончил?

– Закончил.

– А дед?

– Нет, мэм.

– Так я и думала. А у вас тут кто-нибудь в колледже учится?

– Пока нет.

– Как тебя понимать?

– Мама говорит, что я пойду учиться в колледж.

– Сомневаюсь. Откуда у вас деньги на колледж?

– Мама говорит, что я все равно пойду.

– Да нет, ты вырастешь и станешь еще одним нищим фермером и будешь выращивать хлопок, как твои отец и дед.

– Это мы еще посмотрим! - сказал я.

Она в полном разочаровании покачала головой.

– А вот я два года посещала колледж! - сообщила она гордо.

Ну, ума тебе это не прибавило, хотелось мне сказать. Возникла длинная пауза. Я хотел уйти, но не был до конца уверен, каким образом можно выйти из разговора. Она очень прямо сидела на табуретке и рассеянно смотрела вдаль, накапливая яду для следующего укуса.

– Просто уму непостижимо, какие вы тут отсталые! - наконец произнесла она.

Я изучал свои ступни. Если не считать Хэнка Спруила, я никогда еще не встречал человека, столь же неприятного, как эта Стейси. Что бы сейчас сделал Рики? Скорее всего послал бы ее куда подальше. Мне такое было не по зубам, так что я решил просто уйти.

«Бьюик» уже возвращался, за рулем сидел отец. Он остановил машину, и все взрослые вылезли из нее. Джимми Дэйл крикнул Спруилам, чтобы шли сюда. Посадил Бо, Дэйла и Трота на заднее сиденье, а Хэнка на переднее, и они поехали по нашей грунтовке в сторону реки, поднимая за собой клубы пыли.

* * *

День уже клонился к вечеру, когда Джимми Дэйл впервые сказал, что они скоро поедут. Мы-то только и ждали, что они уедут, а я особенно беспокоился, что они могут проторчать достаточно долго, чтобы остаться к ужину. Не мог я себе представить, что буду сидеть с ними за одним столом и пытаться жевать, а Стейси будет отпускать свои комментарии по поводу нашей еды и привычек. Пока что она только и делала, что выражала всяческое презрение по отношению к нашей жизни, значит, и за ужином продолжит в том же духе.

Наконец мы медленно двинулись к «бьюику»; прощание, как обычно, длилось целую вечность.

У нас тут никто никогда никуда не торопился, когда наставало время уезжать. Кто-нибудь заявлял, что время уже позднее, потом это повторялось еще раз, потом кто-нибудь делал первый шаг в сторону машины или грузовика, и тут все начинали многословно прощаться. Жали друг другу руки, похлопывали по спине, обменивались разными обещаниями. Так все и шло, пока гости не усаживались в свою машину, и тут процесс вдруг замирал, потому что кто-нибудь вдруг вспоминал какую-нибудь занимательную историю. Потом опять объятия и обещания вскоре приехать еще раз. Наконец в результате значительных усилий все отбывающие наконец благополучно рассаживались в своем транспортном средстве, но тут провожающие засовывали головы внутрь и начинался новый раунд прощаний и обещаний. Иногда в такой момент кто-то рассказывал еще какую-нибудь историю. Потом кто-то начинал протестовать, и наконец заводился мотор, а затем машина или грузовик медленно разворачивалась, и все вокруг принимались махать ей вслед.

А когда дом уже скрывался из виду, кто-нибудь (но не водитель) непременно задавал вопрос: «И куда было спешить?»

А кто-то из оставшихся на переднем дворе, все еще маша рукой вслед уезжающим, обязательно спрашивал: «Интересно, с чего это они вдруг заторопились?»

Когда мы добрались до машины, Стейси что-то прошептала на ухо Джимми Дэйлу. Он повернулся к маме и сказал:

– Ей надо в туалет.

Мама явно заволновалась. Туалета у нас не было. Мы пользовались обычной уличной уборной, маленьким деревянным сортиром, устроенным над глубокой ямой за сараем для инструментов, на полпути от заднего крыльца к амбару.

– Идемте со мной, - сказала ей мама, и они пошли. Джимми Дэйл тут же припомнил какую-то еще историю об одном из местных ребят, который поехал в Флинт и был там арестован за появление на улице в пьяном виде, когда вывалился из бара. Я потихоньку отодвинулся от них и, пройдя дом насквозь, сбежал с заднего крыльца и направился по тропинке между двумя курятниками к точке, откуда мне было видно, как мама ведет Стейси к сортиру. А та внезапно замерла на месте, с явным неудовольствием осмотрела наши «удобства», очевидно, не испытывая желания туда заходить. Однако выбора у нее не было.

Мама оставила ее там и вернулась на передний двор.

И тут я нанес свой удар. Как только мама скрылась, я постучался в дверь сортира. Услышал приглушенный вскрик, а затем отчаянное:

– Кто это?!

– Мисс Стейси, это я, Люк.

– Занято! - пропищала она, едва выговорив это слово, словно ее душила влажность, вечно стоявшая в нашем сортире. Внутри было темно, свет туда проникал только сквозь щели между досками.

– Не выходите сразу! - сказал я как можно более паническим тоном.

– А что такое?

– Тут здоровенный черный полоз!

– О Господи! - охнула она. Она бы, наверное, снова грохнулась в обморок, если бы уже не сидела.

– Сидите тихо! - сказал я. - А то он поймет, что вы там, внутри.

– Боже мой! - дрожащим голосом простонала она. - Сделай что-нибудь!

– Не могу. Он здоровенный и кусается!

– Что ему нужно?! - умоляющим тоном сказала она, явно готовая заплакать.

– Не знаю. Он всегда болтается там, где дерьмо.

– Приведи сюда Джимми Дэйла!