Мемуары госпожи Ремюза - Клара Ремюза

Способ, которым императрица добилась помилования Полиньяка, наделал много шума в Париже; это послужило новым поводом к тому, чтобы прославлять ее доброту, которой обыкновенно отдавали должное.

И тотчас же жены, матери и сестры остальных заключенных стали осаждать дворец в Сен-Клу, стараясь добиться свидания с ней, чтобы ее тронуть.

Обращались также и к ее дочери, и обе они добились от императора и для других замены казни иным наказанием. Император сам видел, какой мрачный характер получило его вступление на престол из-за всех этих несчастий, и был доступен, принимая просьбы. Его сестры, не пользовавшиеся той всеобщей симпатией, какую внушала императрица, и желавшие видеть проявление подобной же симпатии по отношению к себе, передавали женам заключенных, что можно обращаться и к ним. Они с известной пышностью повезли несчастных женщин в своих экипажах в Сен-Клу, чтобы просить о помиловании их мужей. Этот образ действий, о котором, кажется, заранее сговаривались с императором, был менее естественным, чем поступок императрицы, и казался слишком хорошо разыгранным. Но, в конце концов, это тоже спасло жизнь некоторым лицам.

Мюрат, который вызвал всеобщее негодование своим жестким поведением и личной ненавистью по отношению к Моро, хотел реабилитировать себя подобным же поступком и добился помилования маркиза Ривьера. Он также принес Бонапарту письмо от Жоржа Кадудаля, которое мне пришлось читать. Письмо это было прекрасно написано и исполнено твердости. Такое письмо мог написать человек, примирившийся со своей судьбой, человек, который верил в то, что поступки, которые он совершил и которые сгубили его, были совершены только из чувства долга и великодушия и благодаря твердому, непреклонному решению.

Бонапарт был поражен этим письмом и еще раз выразил сожаление, что не может быть милосердным по отношению к Жоржу.

Этот истинный глава заговорщиков умер со спокойным мужеством. Для семерых из двадцати осужденных смертная казнь была заменена более или менее продолжительным тюремным заключением. Вот имена их: герцог Полиньяк, маркиз Ривьер, Руссильон, Рошелль, д’Озье, Лажоле, Гальяр. Остальные были казнены, а генерал Моро был выслан в Бордо, посажен на корабль и отправлен в Соединенные Штаты; его семья продала все свое имущество. Император купил часть его и отдал Гро-Буа маршалу Бертье.

Несколько дней спустя в «Мониторе» был напечатан протест Людовика XVIII против вступления на престол Наполеона. Этот протест появился 1 июня 1804 года и произвел мало впечатления: заговор Жоржа Кадудаля, быть может, еще более охладил чувства, и без того очень слабые, какие еще сохранились по отношению к старой династии.

В самом деле, казалось, заговор был плохо составлен и опирался на незнание внутреннего состояния Франции и общественного мнения, а имена и характеры заговорщиков внушали мало доверия. Но главное, боялись новых потрясений, которые последовали бы за очередной переменой.

Поэтому, за исключением немногих дворян, желавших возвращения старого режима, никто во Франции не жалел об этой развязке заговора, которая утверждала новый строй. Отчасти по убеждению, отчасти из-за желания покоя, или же благодаря необыкновенной судьбе нового главы государства, которая всем импонировала, многие содействовали его возвышению. И для Франции наступило время покоя и порядка.

Враждебные партии начали терять надежду на успех, и, как это обыкновенно бывает, многие члены этих партий начали делать шаги к сближению с императором, желая воспользоваться теми шансами, которые могли для них открыться при новом режиме.

Дворяне и народ, роялисты и либералы – все делали попытки выдвинуться; тщеславие и честолюбие были возбуждены во всех партиях, и Бонапарт видел, как добивались чести служить ему те, от которых он меньше всего мог этого ожидать. Однако он не спешил с выбором и долго сомневался, поддержать ли надежды и увеличить ли тем самым число искателей.

Именно в это время я покинула двор, чтобы подышать деревенским воздухом. Целый месяц я прожила в долине Монморанси у госпожи д’Удето, о которой уже говорила. Спокойная жизнь, которую мы вели, дала мне возможность отдохнуть от тяжелых впечатлений, переживаемых до того почти без перерыва. Мне необходим был этот отдых; здоровье мое, которое с тех пор навсегда оставалось довольно слабым, начинало расстраиваться; это вызывало во мне некоторую грусть, еще усиливающуюся по мере того, как приходилось узнавать правду относительно многого вообще и некоторых лиц в частности. Золотистая дымка, заволакивающая, по словам Бонапарта, глаза в юности, начинала тускнеть, и это заставляло меня до известной степени страдать, пока жизненный опыт не сгладил остроты первого впечатления.

Устройство флота в Булони – Статья в «Мониторе» – Придворные чины – Придворные дамы – Годовщина 14 июля – Красота императрицы – Проект развода – Приготовления к коронации

Мало-помалу различные флотилии, построенные в наших портах, присоединились к стоящим в Булони. Иногда в пути они терпели неудачи, потому что английские суда беспрестанно курсировали около берегов, чтобы помешать их соединению. Лагеря в Булони, Монтрейле и Компьене имели весьма внушительный вид, и армия становилась с каждым днем все более и более многочисленной и грозной.

Несомненно, в Европе возбуждали беспокойство как эти приготовления, так и то, что говорилось об этом в Париже; в газетах поместили статью, которая не произвела в то время большого впечатления, но мне показалось, что ее стоит сохранить, так как в ней точно передавалось все, что тогда происходило.

Эта статья была напечатана в «Мониторе» 10 июля 1804 года, в тот самый день, когда появился отчет об аудиенции, данной всем посланникам императором, только что получившим новые верительные грамоты; некоторые из них сопровождались лестными приветствиями императору от иностранных правителей по поводу его вступления на престол. Вот эта статья:

«Столица всегда была страною слухов. Каждый день появляется новое известие, которое на другой же день опровергается. Хотя за последнее время и замечается больше систематичности и известная тенденция в слухах, все же думается, что лучше по этому поводу подождать и что молчание в данном случае – лучший и самый разумный ответ. Притом, что представляет из себя француз? Это человек, не лишенный здравого смысла, который, если только пожелает узнать истину, конечно, увидит в распространяющихся слухах результат известной хитрости, известной тенденции. В стране, где знают то, что действительно существует, и могут судить о том, чего нет, если кто-нибудь и станет серьезно беспокоиться из-за слухов, если его легкомысленная доверчивость окажет какое-нибудь влияние на его торговые расчеты или личные интересы, то, конечно, ненадолго, и он должен отнести это на счет своей легковерности.

Но иностранцы, члены дипломатических миссий, часто могут быть введены в заблуждение, так как у них нет ни подобной возможности судить, ни знания страны. Хотя и им случалось довольно долго наблюдать, как часто события противоречат распространяющимся слухам, тем не менее они не перестают распространять эти слухи в своих странах, и их рассказы создают совершенно ложные мнения относительно Франции. Мы думаем, что нелишне напечатать в этой газете несколько слов по поводу того, что говорят.