Мистер убийца - Дин Кунц

Пуля могла срикошетить, разбитое стекло тоже могло поранить детей, но придется рискнуть, иначе он потеряет их навсегда.

Вероятность того, что за рулем машины сидел Вик Делорио или другой ни в чем не повинный человек, практически равнялась нулю, но Марти не мог нажать курок не зная, в кого стреляет. Держась рядом с машиной, он крикнул:

– Эй, эй!

Водитель быстро повернул голову налево.

Поверх дула пистолет Марти смотрел на свое собственное лицо. Другой. Стекло, разделявшее их, казалось магическим зеркалом, в котором отражалось не просто внешнее сходство, а высвечивались затаенные мысли и чувства: лицо человека за рулем искажали злоба и ненависть.

В изумлении водитель снял ногу с педали газа. На какой-то момент "бьюик" замедлил движение.

Марти был не более полутора метров от окна. Он выстрелил два раза. В долю секунды, до того как звук первого выстрела разорвал ночную тишину, он успел заметить, что водитель нырнул вперед и вбок, удерживая рулевое колесо одной рукой, стараясь спрятать голову. Вспышка выстрела и осколки стекла помешали ему увидеть, что сталось с этим ублюдком.

Вслед за первым прогремел второй выстрел. Колеса завизжали. Машина рванулась вперед, как необъезженная лошадь.

Марти бросился за ней, но она, обдав его дымом из выхлопной трубы, оставила позади. Его двойник был жив, возможно, ранен, но жив, и теперь сделает все, чтобы уйти от погони.

"Бьюик" занесло вправо, и он выехал на сторону встречного движения. Двигаясь по такой траектории, он неминуемо должен был врезаться в чей-нибудь забор.

Воображение Марти тут же нарисовало ему жуткую картину: машина на полной скорости ударяется в бордюрный камень, переворачивается, налетает на дерево или стену дома, взрывается, и его дочери оказываются похороненными в гробу из пылающего металла. Ему даже казалось, что он слышит их крики, когда огонь лижет их плоть.

"Бьюик" постепенно выровнялся и вернулся на свою полосу. Он ехал быстро, очень быстро, и у Марти не было никаких шансов его догнать.

Но он бежал изо всех сил; горло горело, когда он глотал воздух открытым ртом, грудь разрывалась от боли, боль пронзала тело тысячами иголок. Правая рука так крепко стискивала рукоятку "беретты", что кровь в ней пульсировала неровными толчками и мышцы готовы были лопнуть от напряжения. И каждый шаг отдавался в мозгу именами его дочерей, безмолвным криком потери и горя.

* * *

Когда отец накричал на них и приказал им заткнуться, Шарлотта почувствовала боль, как будто он ударил ее по лицу. За свои десять лет жизни она никогда не видела его таким злым, как бы ни проказничала и что бы ни говорила. Более того, она не могла понять, что именно вызвало его ярость, поскольку все что она сделала, это задала несколько вопросов. То, что он обругал ее, было несправедливо, а тот факт, что в ее воспоминаниях он всегда был к ней справедлив только усиливал боль обиды. Он разозлился на нее без всякой видимой причины; похоже, только за то, что это была она, как будто что-то в ней самой и в ее душе вызвало в нем возмущение и отвращение к ней; и это было совершенно непереносимым, потому что она не могла измениться и стать кем-то другим. И вот теперь может случиться, что ее собственный папа никогда не полюбит ее снова. Он больше не сможет смотреть на нее без ненависти, а она не сможет забыть этого до самой смерти. Все навсегда изменилось между ними. Она успела понять и обдумать все это за считанные секунды, еще до того, как он прекратил кричать на них. Шарлотта разрыдалась.

Смутно сознавая, что машина наконец завелась, съехала с обочины и оказалась уже в конце дома, потрясенная Шарлотта смогла прийти в себя только тогда, когда Эм повернулась к ней от окна и потрясла ее за плечо, яростно шепча на ухо:

– Папа!

Сначала Шарлотта подумала, что Эм обижена на нее за то, что она разозлила папу, и пыталась сейчас заставить ее поскорее успокоиться. Но прежде чем она успела затеять потасовку, Шарлотта уловила радостное оживление в голосе Эм.

Происходило что-то важное.

Сморгнув слезы, она увидела, что Эм снова прижалась к окну. Когда машина проезжала перекресток и повернула направо, Шарлотта проследила за взглядом своей сестры.

Как только она заметила папу, который бежал за шиной, она поняла, что это был их настоящий отец. Не за рулем – тот папа с ненавистным взглядом, который орал на детей без всякой причины, – был ненастоящим. Кем-то другим или чем-то другим, может быть, это было, как в кино, и он вырос из пучка с другой планеты и сначала был просто уродливым, а потом стал похож на папу!

При виде двух одинаковых отцов она не пришла в замешательство, как это могло случиться со взрослым человеком, Шарлотта ни секунды не сомневалась, который из них ее настоящий папа, потому что была ребенком, а дети чувствуют такие вещи.

Стараясь не отстать от машины, когда та свернула на следующую улицу, и направив пистолет в дверцу водителя, папа кричал:

– Эй, эй!

В тот момент, когда ненастоящий отец понял, кто ему кричит, Шарлотта наклонилась вперед, насколько ей позволял пояс безопасности, ухватилась за плащ Эм и оттащила сестру от окошка:

– Нагнись, закрой лицо, быстро!

Они прижались друг к другу, обнявшись и обхватив руками свои головы.

БАМ!

Пистолетный выстрел показался Шарлотте самым громким звуком, какой она когда-либо слышала. У нее зазвенело в ушах.

Она едва не заплакала снова, теперь уже от страха, но должна была держать себя в руках ради Эм. В такой ситуации, старшей сестре приходится помнить о своих обязанностях.

БАМ!

Второй выстрел раздался сразу же за первым. Шарлотта почувствовала, что ненастоящий отец ранен, потому что он вскрикнул от боли и начал ругаться, произнося плохие слова снова и снова. Но он все еще был в состоянии вести машину, и та рванула вперед.

Казалось, они потеряли управление, на большой скорости их бросало то влево, то резко вправо.

Шарлотта почувствовала, что они вот-вот врежутся во что-нибудь. Если они не разобьются вдребезги при столкновении, они с Эм должны быть готовы вырваться из машины, как только та остановится, и сразу же спрятаться в сторонке, пока их папа будет выяснять отношения со своим двойником.

Она не сомневалась, что папа справится с этим человеком. Хотя она была слишком мала, чтобы читать книги своего отца, Шарлотта знала, что он писал об убийцах и пистолетах, о преследованиях на машинах так что он, конечно же, знал совершенно точно, что делать. Двойник здорово пожалеет, что связался с папой; кончится все тем, что он надолго попадет в тюрьму.

Машину снова качнуло влево, а на переднем сиденье двойник издавал всхлипы, вызванные болью, которые напомнили ей Уайна Гербиля, когда тот каким-то образом застрял своей маленькой ножкой в тренажерном велосипеде. Но Уайн, конечно же, никогда не ругался, а этот человек ругался еще сильнее, чем прежде, и не только произносил плохие слова, но и вспоминал всуе Бога, плюс еще всякие слова, которые она никогда не слышала раньше, но которые, без сомнения, были самыми плохими и бранными.